Калифорния на Амуре

Внезапно скрипнула дверь, и в фанзу ворвался свежий ветер. Шило замерло, так и не коснувшись глаза Ганцзалина. Он тоже замер: неужели?

Из блуждающей серой тьмы раздался голос, который в этот миг показался Ганцзалину пением ангелов. Однако это не был голос господина, говорила женщина.

– Что тут у вас? – коротко спросила она по-китайски.

Цзи Фэйци с почтением отвечал женщине, которую звал данцзяфу, что они поймали шпиона, однако тот запирается и не хочет сознаваться. Приходится огнем и железом выбивать из него правду.

– Что ж, – сказала она равнодушно, – если так, продолжайте.

Сердце Ганцзалина упало. Он, наконец, преодолел страх перед раскаленным шилом и открыл глаза. Бросил быстрый взор на женщину – и вздрогнул. На пороге фанзы стояла невысокая изящная барышня в овчинном полушубке. Ганцзалин узнал ее – это была гимнастка, которую он спас от разъяренной толпы при первом их появлении в Желтуге.

Игла снова приблизилась к его лицу. Ганцзалин судорожно отвернул голову и воскликнул:

– Госпожа!

Барышня посмотрела на него и переменилась в лице. Похоже, она тоже узнала Ганцзалина.

– Стойте! – велела она. – Не трогайте его!

Пэн Гун убрал шило от ганцзалиновского лица. Барышня, которая по непонятной для Ганцзалина причине имела удивительную власть над хунхузами, подошла к лежанке и склонилась над пленником. Странная улыбка скользнула по ее лицу.

– Ах, – сказала она, – так это мой спаситель. Позвольте узнать, что вы тут делаете?

Ганцзалин отвечал, что он ничего не делает, он собирался добывать золото, но его почему-то захватили хунхузцы…

– Хаохани, – мягко поправила она его. – Мы не разбойники, мы свободные удальцы.

Ну да, его захватили хаохани, именно это он и хотел сказать. И вот, значит, свободные удальцы его захватили и, как положено удальцам, решили пытать.

– А вам это, конечно, не понравилось? – она смотрела на него с участием.

Конечно, это ему не понравилось, да и кому бы такое понравилось, сами посудите! Барышня вздохнула: что ж, она просит прощения у него за грубость своих людей и, конечно, сейчас его немедленно освободят.

И данцзяфу выразительно посмотрела на Пэн Гуна. Тот беспрекословно вытащил из-за пояса нож и взрезал веревки на ногах Ганцзалина. Тот вздохнул с облегчением: кажется, в этот раз костлявая прошла стороной.

– Благодарю, – сказал он, садясь на лежанке и протянул к Пэн Гуну связанные руки, чтобы тот и их освободил.

Но тут данцзяфу сделала незаметный жест, и заместитель ее замер на месте. Застыл и пленник, вытянув вперед руки, стянутые веревкой. Некоторое время барышня задумчиво рассматривала Ганцзалина, как будто пытаясь что-то вспомнить. От взгляда этого по спине у него почему-то побежали мурашки.

– Я совсем забыла, – сказала она. – Ведь вы лазутчик. Вы уже сознались в этом, вы рассказали о себе все честно и прямо?

– Я не лазутчик… – начал было Ганцзалин, но тут же осекся: перед глазами его плавал острый нож хунхуза.

– Я не смогу выпустить вас, пока вы не признаетесь, – с сожалением отвечала она. – Придется пытать вас снова и снова, пока вы не скажете все.

Ганцзалин решил не тратить времени на дискуссии. Из неудобного своего положения он нанес страшный удар ногой по нависшему над ним Пэн Гуну, но тот неожиданно ловко увернулся. В следующий миг на ноги его прыгнули два хунхуза, а Цзи Фэйци и Пэн Гун опрокинули его и придавили к лежанке.

– Шило! – рявкнул Пэн Гун, упершись локтем в горло Ганцзалину, пока Цзи Фэйци удерживал его связанные руки.

Пришедший в себя Жэнь Умин вскочил со своей лежанки, схватил шило и сунул его в огонь, который горел в железной печурка в дальнем углу комнаты. Через минуту он с поклоном подал раскаленное шило самой данцзяфу.

– Что ж, – сказал барышня, беря его маленькой крепкой рукой, – начнем все сначала. Итак, как вас зовут?

И раскаленная докрасна игла шустро, словно оса, порхнула к глазам пленника.

Глава десятая. Смертельное рандеву

Подождав несколько минут и убедившись, что из чащи больше никто не стреляет, Загорский продолжил преследование похитителей. Однако довольно скоро он убедился, что следы на снегу пропали. Надворный советник охоту не любил и при всех его необыкновенных качествах следопытом был неважным. Впрочем, и с этим делом он так или иначе бы справился, однако, на его беду, повалил сильный снег, который в считанные минут надежно укрыл все следы.

Впору был впасть в отчаяние, однако Нестор Васильевич знал, что из всех имеющихся состояний ума это – самое бесполезное, если, конечно, вы не пишете трагедию в шекспировском духе. Однако надворный советник трагедий не писал и даже стихотворством не увлекался. Поэтому он решил бросить оборвавшуюся ниточку и разматывать весь клубок заново.