Калифорния на Амуре

Они оглянулись. За спиной у них стоял старый Орокон, в руках у него было ружье.

– Ты спрашивал, что во-вторых? – отнесся Загорский к помощнику. – Во-вторых то, что Буська никогда не приходит одна… Здравствуй, Орокон.

– Мало-мало виделись, – отвечал старый охотник, зорко поглядывая вперед, где озлобленные манегры снова открыли стрельбу в сторону невидимого врага. Напуганные приискатели, которым уже совсем нечем было отвечать манеграм, только глубже зарылись в снег.

Ганцзалин покачал головой. Это все очень мило, конечно. Вот только как один старый охотник спасет их от отряда разъяренных манегров?

Он как в воду смотрел. Уже не сторожась, конники с криками и пальбой поскакали вперед, в лес, прямо на беззащитных желтугинцев.

– Дураки, однако, – с презрением заметил старый гольд. – Сначала голова думай, потом ружье стреляй. Голова нет, стреляй тоже нет.

– Беги, – перебил Загорский. – Беги, прячься, нам тут не уцелеть.

– Ничего, пуля есть, – самоуверенно отвечал Орокон.

Надворный советник даже рассердился на глупого гольда.

– Пули не помогут, – сказал он. – Их слишком много.

– Нас тоже мало-мало много, – загадочно отвечал старый охотник.

Что означают эти слова, Загорский и Ганцзалин поняли буквально через секунду. Из лесной чащи наперерез манеграм молча, как привидения, ринулись неведомые всадники. Их было раза в два меньше, чем манегров, однако те были явно не готовы к такой встрече, и в одну минуту таинственный отряд прицельной стрельбой уничтожил почти всех китайских конников. Оставшиеся в живых манегры в панике рванулись прочь и скрылись в чаще. Старатели лежали тихо, не зная, чего ждать от загадочных спасителей.

– Это кто такие? – ошеломленно спросил Ганцзалин у Орокона.

Вместо старика ответил Загорский, который успел разглядеть среди крепких мужских фигур маленькую и изящную женскую.

– Хаохани, – только и сказал он. – Данцзяфу.

И действительно, спустя минуту на крепких монгольских лошадках к ним подъехали Лань Хуа и Пэн Гун.

– Позвольте поблагодарить вас… – церемонно начал было надворный советник, но предводительница хунхузов прервала его.

– Как говорят у вас, русских, долг платежом красен, – сказала она, глядя с лошади на Загорского. – Вы спасли мою жизнь, я спасла вашу. Теперь мы квиты, мой долг исполнен.

– В таком случае, не знаете ли вы, что случилось с нашими товарищами, которые шли в конце колонны? – спросил Нестор Васильевич.

– Манегры всех перебили, – отвечала она. – Помочь им уже нельзя.

Загорский обхватил правой рукой левый кулак, поднял на уровень лица и, глядя на Лань Хуа, слегка наклонил голову. Благородная разбойница молча обхватила ладонью свой кулак и подняла на уровень груди. Потом она подхватила повод и, ударив пятками в бока свою лошадь, поскакала прочь – туда, где ждали ее братья-хунхузы. Ганцзалин провожал ее восхищенным взором. Пэн Гун, видя это, слегка ухмыльнулся.

– Ну, прощай, братец, – сказал он Ганцзалину. – И мой тебе совет: не пялься на чужих жен, заведи лучше собственную.

С этими словами он дал шпоры своему коню и поскакал следом за Лань Хуа.

Глава пятнадцатая. Человек с золотыми глазами

Благополучно перебравшись через Амур, Загорский и Ганцзалин вместе с остатками желтугинцев оказались в станице Игнашиной. И хоть для русских на этом главные злоключения закончились, оставшимся в живых китайским приискателям радоваться было рано.

Конные манегры и китайские солдаты начали бесчеловечную охоту за своими соотечественниками-старателями, бежавшими из Амурской Калифорнии. Хуже всего было тем, кто случайно попадался на дороге – их даже не задерживали, а попросту убивали, причем часто – самым варварским образом. Прежде, чем убить, людей нарочно подвергали жестоким мучениям: топтали лошадьми, кололи тупыми пиками, рубили тупыми саблями. Если у палачей было желание повеселиться, они привязывали человека к лошади, хлестнув плетью, пускали в галоп, и она бегала, таская за собой несчастного по земле, пока тот не погибал от мучений.

Пытаясь спастись от верной смерти, китайские желтугинцы перебирались через замерзший Амур на русскую сторону и прятались в русских станицах. Но и здесь их настигали китайские солдаты. Под предлогом поимки преступников они переходили границу и гонялись за несчастными по улицам русских станиц. Они выхватывали компатриотов из русской толпы, врывались в русские избы, где пытались прятаться приискатели, и выволакивали тех на улицу, где жесточайшим образом избивали, чаще всего – до смерти.

Манегры лазали по чердакам и сараям, обыскивали клети и везде находили несчастных, которых из человеколюбия и жалости прятали русские люди. После чудовищных пыток им обычно отрубали головы, а тела бросали где придется. Очень скоро оба берега Амура – китайский и русский – оказались усеяны обезображенными трупами. Не было никаких сомнений, что манегры не успокоятся прежде, чем не уничтожат последнего китайского старателя.