"Конечно, изменился, — подумал Маркхэм. — Только вот ты нисколько не изменилась. Глаза, лицо, тело... все прежнее.
Абсолютно".
Маркхэм посмотрел на нее в желтом свете, наполнявшем комнату, и понял, что она не такая, какой кажется. Не могла она быть такой.
— Кто ты?
— Я — огонь в твоем сердце! Огонь, который никогда не погаснет!
"А что, если это правда? Если бы ты вернулась до того, как я встретил Еву, какой была бы моя жизнь? Может быть, мы находились бы вечно в бегах, постоянно скрывались и прятались, как какие-нибудь люди-тени? Все вокруг менялось бы, но мы оставались бы прежними? Что бы это была за жизнь? С тобой, способной убивать с такой легкостью, будто право лишать человека жизни дано тебе свыше. С тобой, способной сжечь какую-то ни в чем не повинную девушку, оставить ее отпечатки на оружии, которое принадлежало тебе. Зачем все это? Чтобы сбежать? А что дальше? Ты бы повсюду оставляла свой след. Ограбление, кража, даже убийство, если бы от этого зависела твоя жизнь. Неужели от всего этого мир стал бы лучше? Кто знает? А ты, чем стала бы ты? Жизнь вечной беглянки изменила бы и тебя. Неужели ты думаешь, что смогла бы оставаться такой же красивой? После всего, через что тебе пришлось бы пройти? Разве ты не превратилась бы во что-то другое, во что-то такое, что уже не узнавала бы, глядясь в зеркало?
Нет, это невозможно".
— Я задал вопрос. Кто ты?
— Разве ты не помнишь, любимый?
— Ты была отличной девчонкой. Я думал, что знал тебя, но, оказывается, ошибался.
— Ты не прав. Сейчас я уже не та. Ты даже не понимаешь, какая я.
Она откинулась на кровать:
— И вот теперь я вернулась домой, Дэнни. Туда, где должна быть. Туда, где мое место.
— Ты готова убить ради этого? Ради того, что считаешь своим?
— А ты разве не готов?
— Я — нет. А ты ведь уже убивала, не так ли? Всего несколько дней назад. Ее звали Кэти. Она тоже была обычной девушкой. Ты решила, что она мешает тебе.
— Я ее не убивала.
— Ты лжешь.
— Я весь день была рядом с тобой, ждала...
— Лжешь! — Он шагнул к кровати и схватил ее за плечи. Ее коже была такая прохладная, такая гладкая, такая молодая... не то что у него или Евы. — Ты лжешь!
Она обняла его за шею и потянула к себе.
Есть в коже что-то такое... что-то особенное... какая-то магия. Она в порах и в верхних слоях тканей, в молекулах, делающих одно тело непохожим на другие, если только они не из одного и того же источника. Река может быть длинной и широкой и разделяться на рукава, но вода остается одной и той же, и вкус ее будет сладок, независимо от того, куда унесет ее течение...
Он знал вкус Евы и аромат ее кожи, и хотя любил его, чувствовал разницу.
А вот у Эдди был его запах. Был и оставался вопреки годам, грязи, поту и ваннам. Да, этот запах был пожиже, но Маркхэм всегда узнавал его, как узнавал привкус собственной крови, порезав, например, острым газетным листом палец, или запах своих рубашек в шкафу. Он чувствовал этот запах, когда целовал Эдди в колыбели и когда потом мальчик спал, лежа между ними в большой, широкой кровати.
Маркхэм успел забыть запах Джуд.
Губы, раскрывшиеся навстречу его губам, пахли дымом, медью и чем-то еще, чем-то до боли знакомым. Это был запах, знакомый ему почти так же хорошо, как запах Эдди. Такого просто не могло быть.
Он узнал ее.
Он не узнал ее.
Где же правда?
— Я бы не стала тебе лгать, — сказала она, обнимая Дэна. — Я не хочу тебе лгать. Я твоя, твоя единственная...
Маркхэм отстранился:
— Моя... кто?
— Твоя любовница.
Он звонко ударил ее по щеке.
— Твоя девочка.
Еще одна пощечина.
— Разве ты не узнаешь меня? — спросила она, словно не чувствуя хлестких ударов.
Маркхэм отступил от кровати:
— Как тебя зовут? Говори!
— Мама звала меня Сьюзен. Она сказала, что тебе понравится это имя.
— Она не была беременна, — проговорил Маркхэм, потрясенный ее словами. — Я бы знал...
И снова прозвучал смех, пустой, бездумный, механический.
— Ты уверен?
— Где она? Где твоя мать?
— Умерла. Я сожгла ее тело. После того, как узнала все, все, что знала она. Особенно о тебе. Мне нужно было стать сильной, чтобы быть готовой. Так вот, теперь я готова...
Его жизнь, сооружение, которое он так бережно строил и в котором жил несколько последних лет, рухнуло и рассыпалось на кусочки, столь мелкие, что их могло унести порывом легкого ветра. Ему требовалось время, чтобы осознать новую реальность, но он уже знал, что времени у него нет.
— Я дам тебе несколько минут, а потом позвоню в полицию. Это все, что я могу для тебя сделать. Может быть, ты успеешь уйти.
«Но только остерегайся парня по имени Ленни, — подумал Маркхэм. — Ему наплевать, кто ты такая».
— Мне больше не надо прятаться, — сказала она. — Теперь мы можем стать настоящей семьей. Есть и другие... Они тоже ждали. Мы завершим то, что она начала...
Ее голос звучал уныло и монотонно и казался безжизненной пародией на голос калифорнийской девушки. Она говорила так, словно зачитывала какой-то рецепт или программу из «Телегида». Желание порождало действие. Она шла к цели напрямик и не принимала во внимание прочие побочные обстоятельства.
Как Джуд.
— Убирайся! — сказал он.