Калифорнийская славянка

Дальше дорога шла большей частью полями, а река Тобол была всегда по левую руку. Ехали часто через татарские сёла и дивно было видеть Ивану дома-юрты этих селений…

…И вот, наконец, прибыли путешественники к берегу ещё более могучего, полноводного Иртыша, переправившись через который, подъехали к Тобольску… Многодневный и многотрудный путь от самого Великого Устюга земли вологодской до бывшего стольного града Сибири был завершён.

В маленькой часовенке у дороги при въезде в город отслужили молебен о благополучном окончании долгого пути…

…В самом же городе ожидало Ивана Кускова ещё одно дивовище: целый кремль  стоял  на высокой горе, окружённый каменной стеной с большим и величавым церковным собором с позолоченной главой и высокой каменной же колокольней. Казалось, что стена и часть города за ней с чудным православным храмом возвышались над всем видимым отсюда миром.

Всё это диво походило на самую настоящую, неприступную крепость. Внизу же, на Подоле, раскинулись улицы тобольских посадов и слободок, застроенных деревянными домами с тесовыми крышами и ставенками на узких оконцах.

– Ну, как тебе, Иван, наш Тобольск на первый погляд? – спросил Степан Лукич, когда ехали по узкой улке к центру города.

– Красота да и только, – вымолвил Кусков, с интересом смотревший во все стороны.

– Так, так, – согласился Шергин. – Такой красоты вряд ли где в городах сибирских ещё встретишь. Поверь мне - я ведь почти во всех здешних городах побывал.

– Я  верю, Степан Лукич. Как не поверить, видя диво такое…

…Когда подъехали к торговой площади нижнего посада, окружённой лавками, амбарами и домами, сгрузили с подвод и снесли весь привезённый товар в один из амбаров, Шергин отпустил по домам всех своих  помощников, а потом подошёл к Ивану.

– Ну что, друже, пошли и мы с тобой, – довольным голосом сказал Шергин.

– А куда, Степан Лукич? Мне ведь на постоялый двор надобно топать. Скажи-ка, где он тут у вас.

– Э, нет, Иван. Сегодня ты мой гость, и я тебя никуда не отпущу. У меня и переночуешь. Мы сейчас баньку истопить закажем, попаримся, отдохнём душой и телом, а завтра я сведу тебя к хозяину моему, Артемию Иванычу Ряшкину, для разговора-беседы: как быть и что делать тебе далее. Ежели ты не передумал, конечно.

– Я ничего не передумал, Степан Лукич. На зиму останусь в Тобольске.

– Ну, вот и славно. А скажу я Ряшкину обо всём сегодня же. Пока банька топится, я к нему сбегаю и доложу, что с Божией помощью мы прибыли. Таков у нас порядок. Согласен ли?

– Спаси Господи, Степан Лукич. Как тут не согласиться. У меня и слов-то иных нет.

- Ну, а раз согласен, то пойдёшь со мной сей же час к Ряшкину,- неожиданно порешил Шергин.- Я уже послал сказать ему, что мы прибыли.

  - Прямо сей же час?- удивился  Кусков.

   - А чего до завтра-то тянуть. Куй железо, пока горячо,- махнув решительно рукой, сказал  Степан Лукич,- Пошли.

Глава четырнадцатая

Алёна проснулась, как всегда, рано. Может быть, в прежней её жизни на Кадьяке или Ситхе она и позволила бы себе побольше утреннего сна, особенно в дни частой там непогоды, но сейчас здесь заботы её стали  совсем  другими. Она даже и проснулась с теми же мыслями о людях макома, с какими окунулась вчера в свой неспокойный сон.

Алёна встала с мягкого ложа и ополоснула лицо водой, налитой ещё  вечером Маней в глиняную и обожжённую на костре лохань, разрисованную по бокам её разноцветными линиями и точками.

Затем она помолилась краткими молитвами, какие пока не запамятовала, и попросила у Господа помощи в делах наступившего дня. Хотела было позвать Манефу, чья хижина стояла рядом, а та и сама, тут как тут, стоит у входа, откинув завесу.

– Здорово ли ночевала, Алёна? – спросила помощница и подруга, незаменимая во всех её делах.

– Да всё, слава Богу, вроде, хорошо, Маня. Только вот на душе что-то  неспокойно как-то.

– А-а… ну это дело мне и самой знакомо. Я сперва тоже места себе не находила. Всё о доме думала, а потом смирилась и, вроде бы привыкла. У тебя тоже это пройдёт. Дай только время. Как говорится, всему свой час.

– Так-то так, Маня, – сказала в ответ Алёна, – но ты была одна и тебе трудно пришлось, что и говорить… А у меня сейчас людей много и я слово дала перед Богом своим и этими людьми знать нужды их и заботиться о них… Не обмануть их… Верно я мыслю?

– Знамо дело, что верно. Тут и разговора другого нет, – ответила Манефа. – Только не забывай, что у тебя есть старейшины племени макома,  шаман Вывак, и ты в любой час можешь узнать, что  надлежит делать… А пока же тебе надо позавтракать.

И Манефа, всё время державшая в руках плетёную из тростника неглубокую корзинку, на дне которой лежала печёная рыба и красноватая лепешка желудёвого хлеба, протянула её Алёне.

Та приняла еду с какой-то неохотой и даже поморщилась.

– Я никак не могу привыкнуть к такой еде. Особенно к желудёвой каше.