Калифорнийская славянка

– Проснулся? Хорошо, – довольным, каким-то даже радостным голосом проговорил мужчина-колош и спросил:

– Ты русский?

– Русский, – кивнул Иван.

– Из крепости на Ситхе?

– Да.

– На охоту сюда ходил?

– Нет. Мы рудознатцы. Искали глину для кирпичей, руду железную и медную – что попадёт.

– Как звать тебя? – продолжал спрашивать индеец.

– Иваном.

– А я Нанкок, – ткнул пальцем себя в грудь туземец. – Ты – Иван, я – Нанкок. Понимаешь?

– Понял, понял, – заулыбался Иван.

– Ты не бойся, – сказал Нанкок. – Тебя здесь никто не тронет. Ты мой гость. А ещё зови меня Николай. Я крещёный. Ваш отец Никодим у нас многих крестил, и меня так назвал – Николай.

– Стало быть, ты Никола.

– Да, да… Никола, – кивнул головой туземец.

– Как я у тебя очутился, Никола?

– Тебя моя собака нашла. Ты на земле лежал. Собака почуяла. Ты не помнишь?

– Ничего не помню. И давно я тут лежу?

– Вчера весь день и еще ночь.

– А ныне что?

– Теперь день.

– Ты и в крепости нашей бываешь?

– Бываю, как не бываю. Торговать ходим к вам. Ты – мне, я – тебе. Хорошо. Только днём туда можно. На ночь нам оставаться у вас нельзя. Ваш правитель строгий. Шибко строгий.

– А ты меня туда отвезёшь, Никола? Мне домой в крепость надо. Я в долгу не останусь.

– Отвезу, как не отвезу. Только тебе туда ещё рано. Лежать надо.

– Меня дома ждут, Никола… А, может, уже и ждать перестали. У меня дома мука есть и табак. Одеяло ещё есть.

На лице Нанкока появилось оживление, но он сдержал себя.

– Лежать надо, говорю. Ты слаб, сил мало, дорога трудна. Как тебя такого везти. Нет, пока нет. Ждать надо.

Нанкок встал во весь рост, откинул завесь входа и что-то выкрикнул на улицу. Тут же в шалаше вновь появилась женщина, сидевшая недавно у изголовья  Ивана. Нанкок что-то сказал ей и сиделка, взяв в руки деревянную чашу с каким-то питьём, поднесла её к болящему.

– Пей, Иван, – сказал Нанкок. – Это отвар наших трав. Он даст тебе силы. Пей. Потом она тебя накормит, а я вечером опять приду.

Иван недоверчиво посмотрел сперва на женщину, потом на поднесённую к его губам чашу.

Сиделка, поддерживая и приподнимая голову Ивана, чуть наклонила чашу с отваром. Иван глотнул, сморщился и отвернулся, но женщина не отстала и молча заставила его пить ещё и ещё…

После выпитого травяного настоя Иван уснул, а когда открыл глаза, то опять увидел всё тот же шалаш и себя, лежащего на звериных шкурах. Он и не заметил, как в шалаш вошёл Нанкок,  вновь присевший рядом.

– Ну что, Иван, проснулся? – спросил Нанкок.

– Да я всё сплю и сплю. Со мной такого никогда не бывало.

– Тебя отваром не зря поили. Вот и спишь. Во сне к тебе силы возвращаются. Скоро совсем здоровым будешь.

– Когда в крепость поедем, Никола? Домой дюже охота. Мочи нет, – чуть ли не простнал Иван.

– Потерпи ещё немного, – успокоил его Нанкок. – Завтра солнце взойдёт – мы и поедем в твою крепость.

– Завтра!? – обрадовано воскликнул Иван. – Эх, целую ночь ждать.

– Лежи, – сказал Нанкок. – Ты ещё не совсем здоров… А ночь, что ночь -скучать не будешь.

Нанкок встал и, высунув голову из шалаша, что-то опять по-своему крикнул. Тотчас же в шалаше появилась женщина в накидке из одеяла. Она была лицом намного моложе той, что поила и кормила Ивана все эти дни.

– Вот, Иван… Дарю тебе на всю ночь эту женщину, – с улыбкой произнёс Нанкок. – Она лечить тебя будет. Тебе хорошо будет. Совсем выздоровеешь.

– Да… – не зная, что сказать, Иван глядел то на женщину, то на Нанкока.               - У меня дома… Мне не надо, Никола.

– Э-э-э, я знаю, Иван. У вас в крепости на баб голод… Бери её, бери. Это моя жена… Ты не думай, у меня ещё есть. Зовут её Панниояк… Она твоя на всю ночь.

Нанкок вышел из шалаша, а Панниояк, постояв немного, сняла с себя накидку и, оставшись в чем мать родила, медленно подошла к лежащему на мягких шкурах Ивану и забралась к нему под одеяло.

Глава восьмая

Тем утром, когда Алёна в очередной раз устроилась на своём обычном месте ждать-пожидать  Ивана, в поселении колошей на матёром берегу все мужчины-индейцы собрались в большом кажиме – доме для общих сборов племени.

Они сидели на земляном полу, устланном плетёными травяными подстилками. На небольшом возвышении перед собравшимися в мужском доме сидел на звериных шкурах сам тойон племени Котлеан. Подняв вверх руку и, дождавшись, когда в кажиме стало совсем тихо, Котлеан заговорил:

– Братья! Говорю вам: наступает день, когда мы, люди Ворона, вновь пойдём брать крепость пришельцев, как делали мы это не раз и не два с другими крепостями русских. Не позволим больше им бить наших зверей. Будем охотиться сами, а шкуры продавать… Если же не возьмём крепость русских, то они заселят всю нашу землю. У нас же другой земли нет, кроме этой земли наших предков. Так ли думают воины?

– Так! – прозвучало в ответ.

– В бою за крепость нам поможет белый англичанин капитан Гельбер. Он – враг здешних русских, дал нам ружья и пушки.  Корабль белого капитана стоит недалеко отсюда. Его люди помогут нам… Нанкок, – обратился Котлеан к сидевшему рядом соплеменнику, – готов ли ты к поездке в русскую крепость? Здоров ли твой русский, чтобы отправиться с тобой?