Калигула

В одном конце узкой площади, протянувшейся вдоль Пантеона и терм Агриппы, терпеливо ждали музыканты – целых двадцать человек – с инструментами наготове. За ними выстроился хор из восьми певцов, нанятых за невероятную сумму в самом прославленном театре Рима. У каждого певца была песня длиной в час, восхваляющая деяния и личные качества великой императрицы. Калигула решил обойтись без традиционных сатиров и мимов в расчете на то, что Рим проникнется серьезностью события.

За певцами застыли две дюжины актеров из той же театральной труппы, что и певцы, наряженные знаменитыми представителями нашего рода; в руках у каждого была посмертная маска предка Ливии или ее мужа. Ирония в том, что актер, изображавший отца Ливии, одного из тех патрициев, которые боролись за сохранение республики любой ценой, стоял бок о бок с тем самым Цезарем, который стремился сменить ее на автократию.

Вслед за рядами музыкантов, певцов и предков возлежала сама матрона, а за ней выстроились для шествия члены семьи. Кому и за кем идти, обычно определял распорядитель похорон, но в церемонии не принимали участие близкие или прямые родственники усопшей, попрощаться с Ливией пришли только мы, ее правнуки. Ни жены Друза, ни мужа Агриппины с нами не было. Не известно, что помешало им прийти – страх или чей-то приказ. Возглавлять колонну по праву старшинства должен бы был Друз, но раз все организовал Калигула, он и пошел впереди. Друз же, в своем стремлении быть как можно более незаметным, замыкал нашу колонну. Сразу за ним следовали вольноотпущенники и рабы Ливии.

И вот зажгли факелы и раздали их факельщикам, которые стояли по краям всей процессии. Когда мой брат убедился, что все сделано правильно, он подал сигнал, и мы начали медленное, величественное продвижение через город.

На нашем пути собрались толпы народа, так как весть о предстоящих похоронах уже несколько дней будоражила Рим, а когда накануне подтвердили дату и время, все население города пришло в радостное возбуждение. Почти наверняка большинство зрителей явились на похороны в уверенности, что тут будет и сам император. И хотя он так и не явился, никто не отказывался подхватить плач и крики, когда мы проходили мимо.

Лишь веком ранее Марсово поле представляло собой пустырь, но затем не кто иной, как супруг усопшей матроны, заполнил зеленый простор впечатляющими монументами и постройками. В некотором роде погребальная процессия проходила через наследие нашей прабабки и ее мужа. И когда мы миновали цитадель и капитолийские храмы на Форуме, деяния великого супруга Ливии продолжали являть себя в том или ином виде. Затем наш путь пролег мимо курии, где заседал сенат, мимо статуй на западном краю Форума, и наконец мы прибыли на широкую площадь. Собравшуюся толпу сдерживали наемные стражники. Именно здесь состоится погребальная церемония. Здесь, между храмом Божественного Цезаря за нашими спинами, триумфальной аркой в честь победы Августа при Акциуме сбоку и перед грандиозной трибуной, украшенной рострами, возведенной мужем Ливии, с которой он произнес в свое время множество речей. На эту платформу и поместили ее тело под стоны и рыдания толпы.

От моего внимания не укрылся – точнее, пронзил иглой паники – тот факт, что на всех ключевых местах, проходах, возвышениях стояли преторианцы. Они словно запечатали нас на площади. Сеяна я не видела, но думаю, все понимали, что он тоже тут. А на самой вершине Палатина высился дворец Тиберия и будто готовился обрушиться нам на головы за дерзость и неповиновение.

Поминальные песнопения закончились ровно в тот миг, когда актеры в масках предков заняли свои места вокруг трибуны. И публика тоже примолкла, едва стихла музыка. После длительной паузы тишину нарушил голос Калигулы:

– Когда великие и могущественные не могут похоронить своих близких, это бремя ложится на праведных и преданных.

После этих слов воцарилась гробовая тишина. Я в ужасе уставилась на брата, но потом, когда первый шок от вступительной фразы прошел, его позиция мне стала понятна. Калигула не боялся разозлить Тиберия: он уже и без того бросил императору вызов тем, что организовал торжественное погребение Ливии и решил сам выступить с прощальной речью. Раз он рискует жизнью ради чести семьи, то почему бы не сделать это с размахом и красиво.

И народ Рима оценил его жест. В почтительном молчании все внимали юному оратору, а тот встал по центру Форума и принялся перечислять события, к которым имела отношение наша прабабка, и ее достижения. Начал он медленно и тихо, так что задним рядам приходилось напрягать слух. Каждая строчка его речи обладала мощью и прекрасно передавала значимость момента.