Калигула

Так и случилось, что к трем годам стал Тень сиротой. А что? Убили кентуриона в бою, это случается. Она на коне хорошо держалась, муж научил. Что твой equitatae[157], право, пусть никто не давал ей меча, и ножа, и не носила она lorica plumata[158], и гребня поперечного на шлеме. Никто и не понял, как она с повозки соскочила, что мужу полагалась. Они в ней с сыном повсюду за мужем и отцом следовали. Как выхватила его гладиус, как взвилась на коня, только ее и видели. Погибла, конечно. Не пожалел ее противник, а что до нее, так она бы никого точно не пожалела, дай ей волю. Из тех, кто мужа ее сразил, точно бы не пожалела.

В три года остался Тень сиротой. А дальше-то что, судьба известная. Легион твоя судьба, сирота, человек вне рода и племени! Следуй за легионом, а он тебя не бросит. Получишь гражданство. Станешь гражданином великого Рима, а там…»

— Походная жизнь, она как тебе видится, наследник? Интересной? Веселой?

Калигула презрительно покривил губы, улыбнулся вроде.

— Я, старик, знаю ее не понаслышке. Я сам так жил. Жизнь как жизнь, свои преимущества, свои недостатки.

Улыбнулся и раб ему в ответ. Насмешливо и недоверчиво.

— Как же, как же! Знаю, что знаком ты с ней, знаю. И Тиберий может сказать, что знает ее не понаслышке. Он тоже был полководцем, и дым пожарищ вдыхал, и мясо, на костре наскоро пожаренное, жевал. И спал не на мягком, и мечом размахивал. Только ты пойми, не сравнишь вашу жизнь с жизнью этого мальчишечки, не сравнишь.

Калигула вознамерился было поспорить, только не дал ему раб. Руками замахал, ногою даже притопнул.

— Я свое место знаю! Но спорить тебе со мною не дам. Потому что ты все равно с той стороны будешь стоять, а я с этой, и правота у нас разная. По-разному все видится с каждой стороны, и все тут!

— Продолжай, раб. Не обо мне говорим…

— У тебя, господин, были мать и отец. Ночевали вы в бревенчатых избах, не на земле, а когда и в дороге, так мать держала тебя на руках, голова твоя лежала на мягкой ее груди. Первый кусок доставался вам; шли вы не пешком, ехали на повозке. Мало кто осмелился бы дать тебе подзатыльник, кроме отца; никто не посылал тебя разведать, что творится в округе, да еды добыть, выпросить или украсть. Псы у Тиберия живут много лучше, чем этот мальчик жил тогда. А смерть, ее как списать со счетов? А кровь? От тебя-то ее скрывали, как могли, я знаю…

Калигула молчал. Снова в словах старика была правда. Или значительная ее часть.

— Псы у Тиберия холеные. Только знаешь, если сравнить с волками их, волки и умнее, и изворотливей, и живучи… куда там псам Тибериевым! Они без хозяев не выживут, им и прислуга нужна, а волкам и хозяева-то сами не нужны! Так и этот, что стал Тенью. Жить захочешь, чего только не сделаешь. Вот он и сделал. Хитрее и изворотливей человека, чем Тень, не приходилось мне видеть. И тебе тоже, знай. Не удивлюсь, если окажется, что ты его знаешь, видел когда-то поблизости, а когда не ты, так кто-то из близких. Его лицо знакомо всем, но никто не может сказать, что его знает. Он кажется бесплотным, проникающим повсюду, он имеет огромную власть в стране, но никто не видел, чтоб он ею пользовался. Лицо обычное, снова — как у всех, ничем не выделяющееся и не запоминающееся. Оденься он так, похож на клиента большого патрона, оденься этак — на патриция, но завтра будет кем-то из плебса…

— Откуда власть у него? Как он к ней прорвался?

— Многого не дано мне знать, я просто раб. Тебе сказали, что я с ним знаком? Не верь людям, они говорят то, чего не знают. Пусть он тот, кто знает всех, но кто я такой, чтоб занимать его больше, чем мгновение. Он и рассматривал меня всего мгновение, потом сказал: «Смотри, слушай, чувствуй и думай». Он сказал мне, когда я стоял, не глядя в лицо ему из страха и уважения: «Я должен знать о возможном наследнике все. Когда спрошу, расскажешь». Вот и все наше первое знакомство.

— Спросил? Спрашивал ли что после этого?

— Вчера ночью, в большой конюшне. Я услышал вдруг его голос, когда задавал корм коню. Он сказал: «Не оборачивайся, нет нужды, продолжай свое дело. Ты имеешь дело с тенью, а на нее не принято обращать внимание. Скажи мне, что твой хозяин? Правду ли говорят, что ненависть к Тиберию не дает ему спать ночами?».

Калигула знал ответ. Этот ответ слышал его verna, верный раб, случайно оказавшийся рядом в тот самый час. Но стоило проявить интерес, он и проявил его.

— Что отвечал ты?

— Что разговоров о Тиберии я не слышал. Что не поминаешь ты никогда ни мать свою, ни отца своего, ни братьев. Спишь спокойно, скрежета зубовного твоего я не слышал.

— Ты лгал, раб, — с вызовом сказал Калигула.

— Да, — с достоинством отвечал Саласс. — И Тень это знает. Он сказал мне: «Ты лжешь, оба мы это понимаем. Но то, что ты, у которого поджилки трясутся от страха, лжешь мне во имя своего господина, о чем-то говорит. О многом говорит. Хорошо, посмотрим. Судя по всему, он скоро придет за Тиберием. Там и увидимся. Хотелось бы знать, достоин ли он той жертвы, что пытался ты принести, старик. Хотелось бы знать, чего он на самом деле стоит, этот… щенок…»