Калигула

Пройдет еще много лет, прежде чем живительные струи потекут по новым водоводам к жителям Рима, но до чего волнительно было думать, что в этот самый момент, в сорока или пятидесяти милях отсюда, замечательные инженеры из легионов делают запруды и отводят потоки. А когда они будут готовы, вода хлынет и забулькает по трубам с самым крошечным наклоном, который только можно вообразить, чтобы заполнить бассейны в городе. И вдоль будущего пути воды уже сейчас люди копают каналы, прорубают в скалах туннели и строят величественные летящие мосты, чтобы вода могла пересечь низины.

Все, чтобы привести воду сюда.

А другие инженеры трудятся над подготовкой почвы на Эсквилине для финального отрезка аркад.

Пока я мигала и щурилась, стараясь разглядеть то, что уже сделано, и представить, что еще предстоит сделать, к нам приблизился солдат с громой – измерительным инструментом, которым пользовались инженеры и землемеры. Он переговорил с преторианцами, охраняющими нас, и его быстро провели к императору. Легионер остановился в нескольких шагах от нас и низко поклонился. Двое телохранителей со свирепыми и подозрительными лицами не спускали с него глаз. Калигула пожевал губы и потом решительно спрыгнул с подиума и подошел к солдату. К удивлению – и неодобрению – преторианцев, он велел им отойти, а сам обратился к легионеру:

– Ну, как идет работа?

Солдат ухмыльнулся без малейшего следа робости, что мне показалось необычным.

– Идет, мой император. Со всем уважением… я тут как раз собирался сделать последний замер перед тем, как мы расчертим все линии, но подумал: ведь это же проект нашего славного цезаря, наверняка ему будет приятно самому подать сигнал о том, что все готово к началу строительства.

Калигула расплылся в широкой улыбке и по-свойски положил руку легионеру на плечо. Несмотря на удивительно смелые речи, солдат все-таки занервничал, когда оказался в непосредственной близости от императора. Но Гай уже вел его к инженерам и увлеченно говорил о визирах и фундаментах. Преторианцы почтительно отступили с их пути, и брат со своим новым другом достигли нужного места. Солдат передал императору свою грому – шест, увенчанный опрокинутым крестом, к четырем концам которого были подвешены свинцовые отвесы. Калигула принял инструмент и аккуратно установил в последней размеченной точке. Хотя я не слышала, чтобы солдат давал какие-либо указания, и не могла вспомнить случая, когда бы у брата была возможность научиться применять этот инструмент, Калигула действовал уверенно. Нацелив грому на новое строение – резервуар, – он отошел на несколько шагов в ту сторону, оттуда посмотрел на выставленный инструмент и вернулся, поправил расположение отвесов и быстрым жестом велел инженеру, стоящему возле резервуара, сдвинуться на два шага влево. Удовлетворенный результатом, император кивнул, и это послужило сигналом для его напарника: он воткнул окрашенный столбик в почву, отмечая точку вхождения акведуков в гигантскую цистерну.

Затем Гай двинулся к солдату, тоже шагнувшему ему навстречу, поблагодарил его и вернул измерительный прибор. И вдруг отстегнул фибулу, скрепляющую его накидку, и с улыбкой вручил легионеру. Тот ошеломленно уставился на императора, потом низко поклонился и поспешил к своей работе. Калигула же опять поднялся на подиум и встал рядом со мной.

– Когда это ты научился так обращаться с инженерными инструментами? – поинтересовалась я.

– Ты не поверишь, сколько свободного времени у меня образовалось благодаря тому, что я отказался посещать бесконечные заседания сената, – ухмыльнулся он.

– Ну, теперь у тебя не будет столько времени, ведь ты женат, – хихикнула я и тут же пожалела о своей неуместной игривости: во-первых, стало стыдно за ее дурной тон, а во-вторых, меня напугало враз помрачневшее лицо Калигулы. – Что-то не так? – тихо спросила я.

Брат огляделся, словно хотел убедиться, что мы одни. Разумеется, вокруг было много людей. Мы находились посреди строительной площадки, полной инженеров и рабочих, и в кольце преторианцев. Но на фоне общего шума наш разговор оставался неслышным для чужих ушей. Даже Лепид, который после смерти Друзиллы все больше времени проводил в нашем обществе, стоял в дюжине шагов и о чем-то беседовал с центурионом. Брат придвинулся ко мне почти вплотную:

– Лоллия так и не понесла. Я сделал все, что мог, и теперь пришел к заключению: она бесплодна и совершенно неспособна дать мне наследника. Я собираюсь показать ее лучшим лекарям в городе и намерен посетить авгуров и послушать, что они скажут. И если не сумеют убедить меня, что я ошибаюсь, то разведусь с ней немедленно. Она была лишь средством в отчаянных попытках Лепида вытащить меня с той виллы. Ее выбрали без моего участия, и выбор этот оказался, похоже, неудачным.

– Ты уверен? – спросила я.

– Да. Я почти не сомневаюсь, что авгуры и врачи поддержат мои соображения. Через месяц Лоллии во дворце не будет. Пусть возвращается к мужу, если захочет.

– А ты?