Калигула

Мне припомнились те времена, когда мы с братом слушали рассказы Юлия Агриппы, Антиоха Коммагенского и Птолемея Мавретанского. Правителей востока и юга из древней плеяды македонских царей. Абсолютных властителей. Священных царей. Да, страна и ее народ могут управляться без сената. Но Рим?

– А сейчас, – вдруг заявил мой брат, хлопнув в ладоши и отворачиваясь от домуса, – я собираюсь заняться поиском жены. В конце концов, наследники не рождаются сами по себе.

Внезапная смена темы сбила меня с толку. Возможно, супруга сумеет немного усмирить Калигулу. Да и после его предыдущей неудачной женитьбы прошло уже достаточно времени… Подумав, я кивнула в надежде, что новая цель отвлечет его от издевательств над сенатом.

Краем глаза я заметила, что при этих словах Калигулы Лепид помрачнел еще сильнее.

Глава 21. Предательство и тайны

Жены Калигулы приходили и уходили. Юнию Клавдиллу – женщину, к которой брат испытывал искреннюю привязанность, – отняли у него неудачные роды или, если верить ее отцу, проклятие рода Юлиев. Ливия Орестилла оказалась плохим выбором, основанным на предсказании авгура и отчаянном стремлении доказать, что никакого проклятия не существует. Теперь она с бывшим мужем находилась в изгнании на каком-то далеком острове и, возможно, была совершенно счастлива. Лоллия Паулина, в значительной мере навязанная Калигуле нашим другом Лепидом, отлично справлялась с ролью императрицы и даже сумела вытащить Гая из глубокой меланхолии, однако ее неспособность иметь детей привела к скорому разводу.

При всей склонности брата к импульсивным поступкам, особенно в деле выбора жены, в случае с Милонией Цезонией он вел себя весьма взвешенно. По-видимому, интимная связь между Калигулой и матроной Милонией существовала не то с января, не то с декабря, но никто из нас об этом не догадывался. Мы думали, что в тот день, когда его конь обрел дворец и практически стал консулом, Гай объявил о своем намерении подыскать новую супругу, а на самом деле сделал очередной шаг в развитии крепнущих отношений с Милонией.

Милония Цезония была… мягко говоря, грубовата. Надеюсь, мои слова не покажутся слишком злобными, тем более что она мне очень нравилась. Если поставить ее рядом с преторианцем в белой тоге, то трудно решить, кто из них менее женственен. В ее присутствии даже я, в своем скромном одеянии и со строгой прической, выглядела кокеткой. Происходила она из малоизвестного рода, в котором отдавали предпочтение ратному делу, и это передавалось не только по мужской, но и по женской линии. Ее более знатный сводный брат Корбулон уже прославился как боевой командир. В последний раз я видела его в компании с мужем Агриппины на том ужасном пиру в Палатине. Милония имела резкие черты лица и буйную, непокорную гриву волос, с которой ее рабы, как ни старались, справиться не могли. При широких плечах и крупных конечностях она обладала узкими бедрами, что противоречило образу римской матроны и не обещало успехов в деторождении.

Тем не менее она уже была замужем за претором, умершим год назад, и родила от него троих детей, крепких и здоровых. Если подбирать жену, исходя из ее способности произвести наследника, то Милония – отличный выбор.

При ее мужеподобных чертах и прямолинейных манерах это был самый обаятельный и приятный человек из всех, кого я знала. Достаточно обменяться с ней парой слов, и все ее физические несовершенства исчезали. В неказистом теле жила прекрасная душа. И что самое потрясающее – она без ума любила Калигулу, это было ясно с первого взгляда.

Сводный брат Милонии вернулся из Далмации, где правил до начала лета, увидел, что происходит в сенате, и совершил невероятно смелый поступок. Корбулон пришел к Калигуле и поговорил с ним как мужчина с мужчиной, заявив, что чистку развращенного и зажравшегося сената он одобряет, но предупредил: пора остановиться. Император вырезал нарыв и удалил сгнившую плоть. Если продолжать резать здоровую плоть, то это только ослабит Рим. Корбулон поклялся в верности императору – с единственной оговоркой, что никогда не станет выполнять приказы, идущие вразрез с благополучием Рима. Когда мне передали его слова, то я решила, что Корбулон наверняка распрощался с головой на Лестнице Гемоний. Как ни странно, его прямые речи понравились Калигуле. По слухам, он сказал, что если бы в римском сенате было пятьсот корбулонов, то император уже не понадобился бы.

Вот так семья Милонии возвысилась из относительной безвестности и стала одной из самых влиятельных в империи, а выступление Корбулона положило конец систематическому уничтожению сената, по крайней мере на какое-то время.