– Мой император, я всего лишь инструмент в этом заговоре. Северный молот, подготовленный для подавления военной оппозиции. Защита внутри армии.
Калигула свел брови:
– Не пытайся свалить все на консулов, ибо с ними уже покончено.
– Консулы? – фыркнул Гетулик. – Они лишь подкладка для удобства сенаторов. Сын Германика, змею, готовую укусить тебя, ищи у своей груди.
Гай озадаченно нахмурился. Такого он не ожидал услышать. Ледяные пальцы страха сжали мой позвоночник. Петля на Агриппине затягивалась все туже, и это я, пусть и невольно, виновата в этом. Что сделать, что сказать, чтобы отвести от сестры клинок обвинения? В отчаянии я, не находя слов, закашлялась.
– Говори, – приказал Калигула бывшему легату.
– Госпожа Агриппина жаждет добыть трон для своего сына. А твой друг Марк Эмилий Лепид заносит нож, ведь это он первый обратился ко мне за помощью.
Не только мой позвоночник – я вся превратилась в лед. То, чего я всеми силами старалась избежать, случилось. Теперь не спасти ни сестру, ни друга. Гетулик выдал их ради сохранения своей чести.
– Я тебе не верю, – глухо обронил Калигула.
Потрясенный услышанным, он сделал шаг назад, потом – на подгибающихся ногах – еще один. Его взгляд переместился с Гетулика на Агриппину и Лепида. Если бы я не знала правду, то разглядела бы на их лицах только возмущенное отрицание. Боги свидетели, Агриппина играла отлично, но она-то всегда умела скрывать свои мысли, а вот коварство Лепида стало для меня откровением.
Брат стоял, прижавшись спиной к стене, широко раскрыв глаза, с побелевшим лицом – таким бледным он не был даже после отравления. На его щеках блеснули слезы… нет, не слезы. Должно быть, это пот, ведь плакать он не мог, так как не поверил Гетулику.
Тогда Гетулик щелкнул пальцами в сторону одного из писцов, и тот подбежал к нему с кипой документов. Наместник вытащил из них нужный и протянул Калигуле:
– Мой император, сам посмотри.
Даже с моего места, на расстоянии нескольких шагов, я распознала почерк Агриппины. Ее личной печати на письме не было, но я прекрасно знала ее руку, как и наш брат. Калигула уставился на документ. Потянулся за пергаментом, но так и не коснулся его.
– Убей легата, – просипел брат и оторвался наконец от стены; пройдя мимо меня вперед, он добавил: – Быстро.
Геликон встал на изготовку, и Гетулик, кинув еще один многозначительный взгляд на Агриппину, выпрямился. Прославленный клинок телохранителя вонзился в грудь бывшего легата, прошел через сердце и вынырнул из спины. Вокруг раны тут же стало расползаться кровавое пятно, изо рта Гетулика вырвался комок чего-то красного. Геликон повернул меч и потом с легкостью вытащил его из плоти. Вслед за мечом прыснул алый фонтан. Кровь оросила пол у нас под ногами. Гетулик вздохнул и упал на колени, потом обмяк, рухнул на пол, несколько раз вздрогнул и застыл навсегда.
Теперь я не смела поднять глаз на Лепида и Агриппину. Брат же стоял ко мне спиной, и лица его я видеть не могла. Мир словно замер на кончике ножа. Юпитер бросил кости.
Калигула повернулся.
Я думала, на смену шоку придет гнев. Мне уже доводилось наблюдать реакцию Калигулы на предательство, и это было малоприятное зрелище. Причем если раньше его предавали подданные, то сейчас – семья, и можно было ожидать беспрецедентного взрыва ярости и алчущей крови мести. Но я видела только безнадежное отрицание и набегающие слезы. Не их ли я заметила чуть раньше?
– Как такое возможно?
Агриппина фыркнула, высокомерно расправила плечи, гордо вскинула подбородок – истинная принцесса Рима. В ее глазах горел опасный огонек.
– Этот кусок грязи сказал бы что угодно. И его слова – лишь слова. Гай, я бы не послала письмо без своей печати.
Я не могла без боли смотреть на брата.
– Так это вы! Это вас с Лепидом подслушала Ливилла, да?
– Гай! – воскликнула Агриппина, причем в ее голосе уже проскальзывали нотки отчаяния. – Я же твоя сестра. Ты меня знаешь.
– Знаю, – подтвердил брат с тяжелым нажимом.
– Агриппина, не хнычь, – наконец подал голос Лепид. – Он все знает. Веди себя достойно. – Наш старый друг с печальным видом повернулся к Калигуле: – Гай, ты не тот, каким был. Ты не тот золотой принц. Не тот друг из рода Германика, которого я любил. Ты превратился в нечто темное и пугающее. Теперь ты стал настоящим наследником Юлиев. Риму нужна новая кровь, если он хочет процветать, а не прогнившая кровь Цезаря.
Брат уставился на своего старинного друга. В его глазах я видела то, что творилось в его сердце. В тот день, на исходе сентября, в крепости на краю мира, сердце моего брата разбилось. После смерти Друзиллы оно треснуло и почернело, а теперь, когда Калигула узнал, что нельзя доверять никому на свете, даже семье, которую он берег и защищал в самые трудные времена, от его сердца остались лишь осколки.