Калигула, или После нас хоть потоп

-- Месяц назад -- налог с заработка, и больше, чем при Тиберии! Сегодня -- повышение цен на хлеб...

Бальб постукивал напильником по корке хлеба:

-- Вот получили своего драгоценного! Разве я не говорил еще в марте: повремените со своими восторгами?

-- Ты был прав, Бальб!

-- А какие идеи ему приходят в голову, люди добрые! -- продолжал Бальб. -- Придумал себе новую прическу, которую, кроме него, никто не имеет права носить и которая, говорят, укладывается тремя парикмахерами в течение четырех часов. Каждый день купается в арабских духах. Флакон такого зловония, величиной с мой палец, стоит десять тысяч сестерциев. Для своего коня Инцитата он приказал построить конюшню -- пол и стены из мрамора и золотая кормушка. -- Бальб разозлился. -- И ради таких безобразий он повышает цены на хлеб!

-- А может быть, снова вытащить "Пекарей", Апеллес? -- предложил Фабий.

Апеллес махнул рукой:

-- Нет, это не дело. Калигула не Тиберий, братец!

Фабий переводил взгляд с одного на другого:

-- Но теперь я буду умнее. Я лучше все замаскирую. Люди! У меня язык чешется! Губы горят! Ничего не бойся, Апеллес. Пьеса будет. И какая! Вот увидишь!

Апеллес встал:

-- Ах ты забияка! Снова хочешь положить голову на плаху? Пусть хранят тебя боги! Но я пойду с тобой, Фабий! Ты знаешь это. -- И, памятуя, что император отдает предпочтение цирку, а не театру, Апеллес весело продекламировал:

Приятнее у Талии весь век служить шутом,

Чем в цирке с колесницы размахивать кнутом!..

-- Отлично! -- захлопал Бальб.

Квирина тоже развеселилась. Она приняла театральную позу и, вытянув руку, пропела:

Чтобы больше было вас

и лучше шли дела,

На подиум танцовщица взошла!

Фабий и Апеллес подбросили ее вверх. Апеллес кричал:

-- Вверх на Пегасе с маленькой римской Сафо!

-- Слава тебе, моя девочка, -- ликовал Фабий. -- Ты так мне нравишься!

-- Мы растем словно грибы после дождя! Нас уже трое. Через час нас будет двадцать, -- смеялся Апеллес.

-- А этого достаточно и для большой трагедии, -- сказал Фабий.

Апеллес прощался:

-- Я должен вас покинуть. Я иду в термы Агриппы послушать Сенеку. Он будет сегодня говорить о спокойствии души...

Безудержный хохот Бальба прервал его речь:

-- Этот Сенека, гром и молния, знает толк в шутке! Где-то наверху творится что-то невообразимое, наша безумная жизнь в тупике, весь Рим -само смятение. Что будет и как будет? Мы дрожим, не зная, что завтра нам свалится на голову, а он морочит голову своим душевным покоем! О люди! Я лопну со смеху!

Фабий закружил Квирину и закричал:

-- Собирайтесь в театр, римляне! Фарс -- наша жизнь! -- И добавил вслед уходящему Апеллесу: -- Спроси этого шутника Сенеку, не присоединится ли он к нам?

49

Словно тени, быстро и беззвучно двигались рабы в бане императорского дворца. Император лежал в небольшом порфировом бассейне, наполненном наполовину водой, а наполовину арабскими благовониями. Вино он любил неразбавленное, но запахи ему нравилось смешивать. Император менял их ежедневно. Сегодня он купался в гвоздике и лаванде с легкой примесью нардового масла. Терпидарий весь пропитался ароматами, они проникали и в соседние помещения. Император разглядывал радужные масляные пятна на поверхности воды и забавлялся ими. Он тыкал в них пальцем, отчего пятна меняли форму, и гадал, что они могут обозначать. Император кое-что смыслил в предсказаниях: ведь еще в юности его сделали авгуром и искушенные птицегадатели учили его предсказывать будущее по полету птиц. Правда, масляных пятен на воде это не касалось. Но ничего, можно попробовать.

Легкое прикосновение -- и масляное пятно превратилось в диск. Солнце. Розовое, фиолетовое, зеленоватое, желтое. Четырехцветный лик Гелиоса. Теперь овал. Яйцо. Человеческая голова. Немного неправильной формы, шишковатая. "У тебя голова шишковатая. Что-то из нее будет, когда ты вырастешь?" -- говаривала мать Калигулы Агриппина, моя ему голову. И Тиберий вечно с этим приставал. Он размазал пальцем овал. Возник новый круг. Колесо квадриги. Золотой. В одном месте круг разрывался. Теперь он напоминает венок героя. Но и удавку палача тоже. Он размазал петлю, появилось новое пятно в форме креста с короткой перекладиной сверху. Меч. Орудие власти. Зародыш славы. Семя. из которого вырастет триумф. Меч он не размазывал и любовался его формой и красками. Зеленый сверху, у рукояти. Клинок синий, закаленный. Кончик красный. Все верно. Так тому и быть.

Он громко засмеялся. Рабы застыли на месте. Император хлопнул в ладоши. К нему подбежали двое мускулистых бальнеаторов и осторожно помогли ему выбраться из ванны. В полированных стенах из черного мрамора отражались тела рабов и императора.

Калигула рассматривал себя в этом мраморном зеркале. Он оглядел свои тонкие ноги и отвисший, худой живот. Как я исхудал от болезни! Вот уже пятый месяц, как встал, а все не могу поправиться. Это они, проклятые собаки, мне подсунули. Коварные отравители.

Массажисты меж тем разминали императорское тело и умащали его благовониями.