Калигула. Тень величия

Раздались удивленные возгласы. Кто-то поражался, что прославленное чудовище Фаларида слишком мало, кто-то выражал сомнение в том, издадут ли трубы достаточно громкий звук. И ни один даже в мыслях не выразил сочувствие тому, кому предстояло быть заживо зажаренным во чреве страшного изобретения.

Когда на поляну вывели Германика Гемелла, избитого, грязного, закованного в цепи, шквал негодования обрушился на него со всех строн. Все, как один, сыпали на его голову проклятия и пожелания гореть в Тартаре вечно.

Юноша шел, высоко подняв голову и ни на кого не обращая внимания. Его гневный и презрительный взгляд был устремлен только на Калигулу. Стражник грубо толкнул его в спину острием копья, принудив опуститься на колени, затем копьем же заставил распласться на траве перед золотым солиумом.

Калигула поднялся с места.

— Да свершится суд над подлым заговорщиком и гнусным отравителем, который, подобно змее, обманом вполз в мое окружение!

Германик вызывающе поднял голову.

— Ты — узурпатор! Убийца моего дяди и брата!

Золотая молния метко воткнулась в его рот, острым концом пронзив насквозь язык.

— Умолкни же навсегда, проклятый самозванец! — вскричал цезарь. Кровь хлынула изо рта юноши, он замычал от страшной боли.

Мессалина улыбнулась и сжала руку Клавдия.

— Я бы сама… — еле слышно прошептала она.

Один из рабов распахнул в боку быка небольшую дверцу.

— Добро пожаловать! — издевательски крикнул Калигула, и стражники потащили Гемелла к чудовищу. Он громко мычал и сопротивлялся. Возбужденные гости подались вперед, предвкушая невиданное зрелище.

Юношу грубо запихнули внутрь быка, и дверца захлопнулась, заглушив вопли обреченного.

— Несите огонь! — потряс Калигула окровавленной молнией.

На сложенные штабелем дрова рабы высыпали горящие угли из жаровни.

— Наш брат мог бы и сам зажечь эти деревяшки, метнув свою божественную молнию, — язвительно прошептала Агриппина на ухо сестре. Та подавила смешок.

— Я хочу выразить свою признательность и благодарность Эмилию Лепиду! — провогласил цезарь, едва первые языки пламени лизнули медное брюхо. — Именно он разоблачил этого проходимца, вступившего в сговор с моим главным врагом Невием Серторием Макроном. Малодушный предатель покончил с собой после неудачной попытки к бегству, умертвив перед этим свою жену. Их тела уже выброшены на Гемонию на всеобщее обозрение и поругание.

Польщенный Лепид улыбался, слушая похвалы, несущиеся со всех сторон.

— Ты — мой герой, — Агриппина обвила его шею руками, желая поцеловать, но Агенобарб заплакал, и это сделала за нее Ливилла, сказав ему те же слова.

Вителлий опять зевнул, наблюдая за языками пламени, лижущими брюхо быка.

— Не сработает, могу поспорить, — обернулся он к Эмилию. — Этому быку лет шестьсот. Неужели цезарь считает, что устройство еще исправно? Кого-нибудь в нем жгли уже?

Лепид равнодушно пожал плечами.

— Я и спорить не буду, — произнес он. — Главное, чтобы этот гнусный выродок сдох. А услышу я или нет его предсмертные вопли, не имеет значения.

— А я бы послушала, — мечтательно проговорила Агриппина.

В этот миг раздалось низкое утробное мычание. Девушки взвизгнули от неожиданности. Все гости замерли, прислушиваясь. Калигула опять потряс молнией, довольно улыбаясь. Его вызолоченная накладная борода сползла набок.

Опять послышалось мычание, и столько в нем было боли и тоски, что сердца у присутствующих сжались от ужаса. Огонь полыхал все жарче, охватывая бока медного зверя.

— Эти звуки слаще любой музыки, — довольно засмеялся Калигула. — Превосходное развлечение, не правда ли, Вителлий?

Луций с трудом нашел в себе силы согласно кивнуть.

И в этот миг случилось непредвиденное. Послышался легкий треск нагретой меди, который вдруг усилился, и бык неожиданно треснул по швам и развалился на части. Гости разразились воплями, когда из чрева быка вывалилось полуобугленное тело.

Ливилла осела в обмороке, а Агриппина крепко прижала к себе сына, глядя на это жуткое зрелище. Кожа Германика являла собой единый красный волдырь, волосы сгорели, обнажив череп, глаза вытекли от сильного жара, но он был все еще жив.

В наступившей тишине все ясно расслышали его протяжный стон. Внезапно Мессалина разразилась громким, истерическим смехом. Все повернулись к ней, а она продолжала хохотать, невзирая на текущие по щекам слезы. Клавдий поспешно толкнул ее в бок, но смех ее оказался заразительным, и скоро уже все вокруг хохотали. Даже Калигула утирал лицо накладной бородой.

— Ай да бык! А меня уверяли, что он надежен! — сказал он. — Добейте его, что ли!

Стражники кинулись было исполнять приказ, держа мечи наперевес, но цезарь вдруг остановил их.

— А может, нам стоит восполнить испорченное развлечение? — спросил он у гостей. Все недоуменно посмотрели на цезаря. — Привязать его к дереву! Мы будем кидать дротики! Тот, кто поразит его насмерть, получит в награду золотую чашу!

Рабы бросились к стонущему Гемеллу и привязали его к столетнему платану, растянув в стороны руки и ноги.