Калика перехожий

– А ежели так, то тебе ли бояться татей? Лишних пять капель настойки из этого корня, и он уже не сможет никого обидеть. В царстве Мары его к делу приставят.

– И то правда. Спасибо, выручила.

– Поспешай, рассвет уж скоро.

– Ништо, все что хотел, собрал. Теперь уж не опоздаю.

Первый рассветный луч упал на лицо.

– Поднимайся, витязь. Время подошло. Не передумал? – волхв пристально посмотрел в глаза.

– Нет.

– Тогда выходи из избы, сымай рубаху.

Сбросив рубашку, Удал вышел на порожек жилища. От утренней прохлады и легкого ветерка поежился, размял застоявшиеся за ночь мышцы. Велимудр, вставший у родника, напутствовал, будто готовил в космический полет:

– Запомни, после свершения заговора лишишься защиты, кою тебе ранее поставили.

– Пусть.

– Все готово. Становись вот сюда и подставляй ладони. Лью в ладони мертвую воду, омой лицо, смой с него беспамятство.

Удал, подставив ладони, поднес воду к лицу и ополоснул его два раза.

– Встану я и пойду в чисто поле. Навстречу мне Огонь и Полымя и буен Ветер. Встану и поклонюсь им низешенько и скажу так: гой еси, Огонь и Полымя! Не палите зеленых лугов. Буен Ветер, не раздувай полымя. А сослужите службу верную, великую: заберите у витязя беспамятство, понесите его через боры – часть потеряйте там, через пороги – уроните его и в них, через моря и реки – утопите остачу.

Волхв взял второй кувшин.

– Живая вода из родника, подставляй ладони. – Вдохновенно продолжил заклятье: – Разыщите его память, принесите ее к моему порогу, да и вложите в буйну голову. От сего часу и до веку, хай знает, кем он был, кто он есть. Кто камень-алатырь изгложет, тот мой заговор превозможет.

Протянул чашу с приготовленным из трав и кореньев зельем.

– Зелье на цветах и лютых травах сварено, коли тать ты, то и помрешь смертью лютой. Пей!

Удал, морщась, наклонил чашу, выпил зелье, все без остатка. В голове зашумело, тело скрутило будто веревку в узел. Захотелось кричать, но дух перехватило, и крик застрял в горле. В голове, словно кадры цветного фильма, пронеслась вся его жизнь. Показалось к богу на суд попал. Вот он малец, а вот уже и школа, военное училище, а дальше…. Все померкло вокруг, он ушел в спасительную пустоту.

Открыл глаза. Примостившись, рядом на лавке, где он лежал, сидел старец. Морщины на лице волхва разгладились, рот под усами улыбался.

– Так как, Удал, вспомнил, кто ты есть?

– Да. И не Удал я вовсе, а Андрей.

– Ага! Крещеный, значит?

– Ну, это не суть. Мы люди русские, если и верим, приемлем Христа, в душе все едино язычники. Чем тебе-то Белый Бог так мешает, волхв?

– Сам он не мешает ни чем. Пришел на Русь, здесь ему теперь место с нашими исконными богами. Так ведь те, кто веру в него несет, мешают жить люду росскому, мешают жизни радоваться, счастье наше им покоя не дает. Ведь в постах и молитвах нельзя забывать, что жизнь дана для радости, а не во искупление грехов.

– Согласен, перекос. Но и ты посмотри. Кто нам эту веру несет?

– Ну?

– Да обычные люди. Причем зачастую темные, бескультурные, сами не разбирающиеся в молитвах и трактующие их кто во что горазд. Пройдут сотни лет, прежде чем приведут в норму священные книги, подведут к единому условию церковные каноны, а на Руси появится свой предстоятель. Ну а пока только так. Можно сказать, что на данный жизненный период отцы церкви сами язычниками являются.

Второй день Ищенко гостил у Велимудра. Сколько за это время было речей переговорено, сколько мыслей озвучено. Не счесть! Им обоим было интересно общество друг друга.

Поздним вечером, накануне ухода кривича, Велимудр приоткрыл ему картину сущего на землях славян, такого, каким оно является для родовых общин.

– Славяне дают имена не только по складывающимся качествам мальца, его очередности рождения в семье, иногда времени года, но и в соответствии с его варной. Люди, рожденные в наших землях, делятся на четыре варны – ведуны, витязи, веси и смерды. Так было испокон веку. Вот и твои попутчики, по наитию, стали величать тебя Удалом, почувствовав в тебе не простого ратника, оказавшегося в плену и разделившего с ними рабскую долю, а витязя, способного на большее, чем просто мечом махать. Варна – это уклад жизни, это место в миропорядке. Дитя рождается голым, но взращиваясь, может стать кем-то.

Брови на лице у Андрея удивленно полезли вверх.

– Ага. Навидался, знаю. Кто смердом рожден, им и остается.

Показалось, что пронзительные глаза волхва заглянули в душу. Взгляд усталый, знающий об этом многое, да ведь так оно и было, не первую сотню лет Велимудр коптил это небо. Он усмехнулся, а вместе с улыбкой подобрели и его выцветшие глаза, кивнув, продолжил говорить: