Калика перехожий

И началось… Из глубин топи полезли никем ранее не видимые существа, с неба, из пелены дождя, на шлемы и щиты викингов слетались и падали когтистые птицы с кожаными крыльями и клыкастыми головами детей и девиц, с когтистыми лапами. Вся эта нечисть рвала и кромсала людские тела, стаскивала с тропы в топь. Люди отбивались, медленно продвигаясь вперед, но гибли, было ясно, что из болота им уже не выбраться.

Колдун, в сторону отбросив ненужную теперь слегу, из-за спины потащил свой посох. Думать о чем-либо, времени не было. Жить вечно никому еще не удавалось, пора узнать, как выглядит Вальхалла. Он поднял над собой свой колдовской инструмент и резко, с силой ударил его о колено, ломая на две половины.

– О-оди-ин! – послал в пустоту дождя зов.

Стену моросящего дождя широкой полосой прошила стрела молнии. В один миг посветлело небо, округа притихла, затихарилась, отступила в стороны, но не ушла в глубины нежить, попустила конвульсии своих жертв. Викинги, тяжело переводя дух, сжимая щиты и мечи в руках, скучковались на крохотном пятачке, сами еще не поняли, чего ожидать от краткосрочной перемены в болотной бойне. Как мало их осталось! Тишина ночи внезапно разразилась страшным гулом. Нарождающийся месяц померк прямо на глазах. С поднебесья на болотную гладь с огромной скоростью со свистом сверзься вихрь, с треском сметая с пути редкие деревья, поднимая с поверхности комья грязи, жижу и клочья мха. С силой сдвинул вцепившихся друг в друга людей, разбросал не успевших нырнуть в топь ночниц, шишиг, чупакабр, иных мерзких существ, населявших болото.

– Дикая охота-а! – перекрывая гул, прокричал Вальгард. – Прощай, Орм! Вальхалла, надеюсь, ждет нас!

Держа в обеих руках обломки посоха, он поднял их к небу, что есть мочи взревел, призывая свое божество:

– О-оди-ин!

На статном белом как молоко коне, извергающем из ноздрей и рта пламя, в разрушительной буре несется по воздуху Дикий Охотник. Во главе огромной свиты скандинавской нежити ведет он свою демоническую кавалькаду, чтобы собрать смертельную жатву, и нет никакой разницы для него, нежить ты или человек. Плащ, накинутый на плечи, далеко развевается по ветру. Гулко хлопают бичи в руках его воинства, а после каждого удара сыплются искры молний во все встреченное на пути. Смерть и небытие несет дикая охота!

Всего один заход, и широкая полоса болота опустела, словно плугом прошлись по ней всадники Одина. Умчались в никуда, накрыв всю площадь тишиной. Орм тыльной стороной ладони стер с лица грязь, оглянулся. За его спиной стояли грязные и мокрые Кьярваль – племянник Сигурда и Ингольв – единственный берсерк в его хирде. Всё! Хирд перестал существовать. Выжили только они трое.

8

Живые и мертвые пред Богом равны,

Потому что души вечны…

«Велесова книга», дощечка 14

Насколько велика Русь, Ищенко понял, преодолевая ее просторы. Темные густые леса чередовались озерами и болотами. По берегам рек ютились славянские поселения. Здесь, в северных областях, время замедлило свой бег, сюда еще дошли посланцы новой веры, и люди, сотни лет назад осевшие на земле щуров, славили родных богов, приносили требы в места намоленных капищ. На въездах в деревни стояли щелястые, грубо рубленные чуры, призванные охранять покой и благополучие поселенцев. Здесь и сами смерды отличались от жителей юга, имея в своем арсенале помимо сельского инвентаря, боевой. Меч, сулица и щит были у каждого. Только брони не могли позволить себе пахари, заменяя ее доспехом из грубой толстой воловьей кожи. Старейшины и родовые князьки руководили укладом в весях, руля по понятиям «Русской Правды». Почти каждое поселение представляло собой оборонительное сооружение, огороженное частоколом, к которому тянулись тропки от лесных хуторов и мелких деревушек, избенок по пять-шесть каждая. Как бы ни был труд тяжек, кривич подмечал светлые лица русичей, довольных свободной жизнью. Веретень, и сам светлел ликом, глядя на людей одной с ним веры, не упускал возможности побывать в святых для него местах, поговорить с общинными волхвами.

Андрей из истории помнил, что минет примерно сотня лет, и всему этому благолепию родной веры придет конец. Доберутся до глухих мест представители греческой веры, а князья и бояре заставят поменять родных богов на единого, но чужого для племен и родов бога, поделят угодья и пашни, закабалят свободных людей, сделают зависимыми. На светлых чистых лицах осядет тень рабства не только телесного, но и душевного, и станет племя Сварогово рабами божьими, которые могут обрести счастье только в царстве небесном, и то лишь после смерти. Ведь жизнь на земле дадена для искупления грехов, а они преследуют смертных от самого рождения. Уйдут в предания и сказы стариков, годы, прожитые в веселии и свободе, когда славяне, живущие сейчас, славили своих богов, внуками которых они являются. Ищенко взгрустнул. Не ему, попавшему в этот мир из будущего, менять ход истории.