Калика перехожий

В уши залетел какой-то посторонний звук. Заставил отвлечься от съестного. Что за хня? Не хочу-у! Звук, словно надоедливый поутру будильник, заставил открыть глаза.

Не далее как в трех шагах от него, с жерди, за каким-то ляхом примостыренной в этом месте, горланил петух. Причем крик его был, скорее всего, не первый и даже не второй. Хозяин подворья надрывался, орал, скосив глаз на незнакомцев.

– Кыш, пернатый душман!

Ищенко подхватил рядом лежавший сапожок Веретеня, швырнул в наглую птицу, тут же отдуплился вторым, сбив несносного представителя птичьего племени вниз.

– Ну, конечно, оно чужим-то добром разбрасываться сподручней! – послышался насмешливый голос друга.

– Утро доброе.

– Кому как, а мне теперь сапоги шукать потребно.

– Да, ладно, подумаешь. Далеко они не упали. Что под руку подвернулось, тем и пульнул.

Будто забыв о перепалке, Веретень, лежа на запашистом сухом сене, промолвил, глядя в открытое боковое пространство под скатами крыши.

– Хорс на небосвод взошел.

– Что? А, ну да…

В приподнятое сном и отдыхом настроение ворвались звуки обычной сельской жизни. С подворий кричали петухи, выводя гаремы на прокорм. Коровы, подоенные поутру, мычали, здороваясь с товарками, следующими к местам оскудевших пастбищ с пожухлой травой. Людскому гомону вторили собаки. Денек обещал быть погожим. Осень теплая, хоть с дождями, туманами и ночными и утренними морозцами.

– Э-эй, бояричи! – раздался молодой, звонкий девичий зов снизу. – А чего это вы поршни разбросали?

Оба подались вперед, перевернувшись на живот, свесились с верхнего настила сарая, жадными взорами окидывая прелестное создание, по возрасту дотянувшее лет до четырнадцати. По нынешним временам самое то! Гибкое тело, преодолев считанные метры, в два наклона с точными, без суеты, движениями рук, оприходовало в ладошку за халявы оба сапога с высокими голенищами. Задрав голову, заметила на себе два внимательных взгляда, поправила прядь волос цвета спелого колоса, слегка покраснела, но переборов себя, сама открыто и где-то с какой-то властностью вгляделась в двух олухов, словно коты щурившихся от удовольствия в лучах утреннего солнца.

– Чего застыли и молчите? – снова задала вопрос. – Матушка велела еще до рассвета баню истопить. А то вы за дорогу грязью заросли и коростой покрылись. Баня готова.

– А ты кем здешним хозяевам доводишься?

– Дочь я боярская.

– Ух, ты! А звать как?

– Меня звать не нужно. Я сама приду, ежели нужным посчитаю! По имени Олисавой нарекли. Что лыбитесь? Слазьте! После вас остальные мыться пойдут. Исподнее вам уже в баню снесли.

– Все-все, уже в пути. Куда идти?

Андрей первым оказался на земной тверди, за ним по лестнице соскользнул Веретень. Девушка махнула рукой.

– Там, на задних дворах, в сторону речки. Ой, да сами найдете, если грязными быть не хотите.

Оставив сапоги, быстро ретировалась в сторону терема. Только сейчас заметила, что за их общением наблюдали десятки глаз, на время прекратив привычные работы, затихнув по углам. Даже дворовые псы не подавали голосов. Чудно!

– Пошли, что ли? – позвал Веретень.

– Почапали.

Отпарившиеся и вымытые, оба в новой одежде, каким-то чудом нашедшейся в богатых скрынях хозяйки, оба друга очутились за праздничным столом. Сидели почему-то втроем. Они двое и матушка-боярыня. Женщина с характером покруче Снежаниного, Ищенко сразу понял это.

Большой стол в обширной светлице уставлен яствами. Когда и успели приготовить все великолепие поварского искусства? В чаши из серебра стоявшая за резными спинками стульев челядинка своевременно подливала хмельной мед. Андрюхе, что – не привыкать, знай себе, льет в глотку, а вот Веретень после бани, да с непривычки, осоловел. Задумчивая улыбка задержалась на юном лице. Боярыня не смогла удержать удивления стойкостью организма кривича. Андрей заметил, как подмигнула «разводящей». Мол, не телись, видишь, клиент не дозрел, лей почаще.

Андрей, не стесняясь, заедал выпитое пирогами с различной начинкой, отведал каши, своим ножом отчекрыжил и в присест оприходовал поросячью ногу, набросился на овощи, с них на жирную утку. Сам подмигнул челядинке. Давай, процесс не задерживай, вишь, хозяйка нервничает! Не нужно нервировать тетю!

Витиевато заворачивая предложения, соскакивал со скользких тем, превращал расспросы в шутки и сам качал информацию с раскрасневшейся от спиртного боярыни, выясняя общую обстановку в княжестве и поместье.

– Уж боле двух десятков лет у нас правит князь Брячислав. Шесть лет тому ходил он в поход на нижегородцев с князем киевским. Так потом словно ведьма пошептала. Рассорились. А о прошлом годе он с дружиной разграбил соседние княжества, пощипал и зробил набег на Псков, в осаде его долго держал. Так рази ж это лепо? – боярыня посмотрела в глаза трезвому Андрею. – И мой старый всюду с князем, как хвост волчий за волком. Весь род княжий порченый!

– Это как?

– Дак…. Ой, чего это я говорю? – Студеника прикрыла ладонью рот, только ведь сказанного не вернешь, слово слетело с уст. – Да, ты не слухай бабу, боярин! Сама не ведаю, о чем баю.