Калила и Димна

Лев дал ему позволение, и Димна, покинув царские покои, вошел к Шатрабе с печальным и удрученным видом. Увидев шакала, бык приветствовал его и спросил: «Почему ты так долго не навещал меня? Я ведь не видел тебя уже много дней. Надеюсь, ты в добром здравии?» Коварный шакал отвечал ему: «Я в полном здравии, если можно назвать здоровым того, кто не властен над собой, чья жизнь в руках сильных мира сего, которым нельзя доверяться, кто вечно опасается грозящей ему беды, так что ни на мгновение не может поручиться за свою безопасность». — «Что случилось?» — воскликнул бык, и Димна промолвил: «Свершилось то, что было суждено. Кто в этом мире может одолеть судьбу? Кто в этой жизни достиг великого, не лишившись малого? Кто получил желаемое, не поддавшись обольщению? Кто следовал своим страстям и не потерпел урона? Кто просил у скупцов и не услышал отказа? Кто, общаясь со злодеями, остался цел и невредим? Кто служил царю и долго вкушал его благодеяния и спокойствие души? Недаром говорят мудрые люди, что цари так же способны сохранять верность тем, кто находится при них и так же быстро предают отсутствующих, как блудницы: лишь уйдет от нее один гость, как она принимает другого».

Шатраба заметил: «Я слышу речи, указывающие на то, что наш царь чем-то смутил и испугал тебя, так что ты встревожен и взволнован». — «Да, — ответил Димна, — я тревожусь, но не за себя». — «За кого же?» — спросил бык, и шакал промолвил: «Тебе известно, как велика наша дружба, и ты знаешь, как я к тебе привязан и что я сделал для тебя в тот день, когда лев отправил меня к тебе. И я считаю своим долгом предостеречь тебя и рассказать о том, что я узнал, и почему тебе следует опасаться льва». — «Что же ты узнал?» — спросил Шатраба, и Димна ответил: «Мне рассказал один надежный человек, которому я верю как самому себе, ибо в его словах никогда нет ни капли лжи, что лев сказал одному из своих друзей и наперсников: «Как чудесно разжирел наш бык! От него нет никакого толку, пока он жив, лучше я убью его и устрою пир для своих приближенных — мы досыта наедимся его мясом!» Услышав это, я понял, что наш царь — вероломный предатель, и тотчас же отправился к тебе, соблюдая верность нашей дружбе, чтобы ты подумал о своем спасении».

Услышав слова Димны, Шатраба вспомнил, какую услугу оказал ему шакал, как доброжелательно принял и как помогал советом и делом. А потом он начал размышлять о нраве царя — и ни на минуту не усомнился, что Димна сказал ему правду и что дело обстоит именно так, как он утверждает. Озабоченный и опечаленный, он промолвил: «Почему царь задумал предательство и измену? Ведь я не сделал ему ничего дурного и не обидел никого из его войска с тех пор, как поселился в его владениях. Я думаю, что царя настроили против меня завистники, представившие мои поступки пред ним в ложном свете. Среди приближенных царя есть злодеи, от которых он видел немало зла и лжи и которые совершали такие дела, что он может поверить всему, что ему расскажут: ведь тот, кто привык иметь дело с бесчестными, станет подозревать и достойных. И то зло, что он испытал от своих придворных, было причиной его ошибки. Он уподобился в этом утке, о которой рассказывают такую притчу:

«Однажды ночью, плавая по реке, увидала она в воде серебристое отражение лунного света и подумала, что это рыба. Она долго пыталась поймать отблеск и несколько раз безуспешно хватала клювом воду. Попробовав несколько раз, она убедилась, что там нечего ловить, и оставила бесплодные попытки. Наутро она заметила серебристую рыбу, но даже не подумала хватать ее, полагая, что перед нею снова лишь отражение».

Если меня оболгали, и лев благосклонно выслушал эту ложь и поверил ей, то, значит, со мной случилось то же, что издавна приключалось и с другими. Если же ему не говорили ничего, и он желает мне зла без всякой причины, то, поистине, это — удивительное дело! Недаром говорится: «Странно, если твой друг недоволен, когда ты хочешь угодить ему, но еще более странно, если твой друг гневается на тебя, когда все твои помыслы направлены к его благу». Коли есть причина гневу, можно надеяться, что на смену ему придет прощение и благоволение, ибо гнев возникает по какой-то причине, но и утихает, когда она исчезнет, а коли раздражение беспричинно, то следует оставить всякую надежду.

Я поразмыслил и не вижу за собой никакого греха и никакой вины, ни великой, ни малой. Клянусь жизнью, невозможно при долгой дружбе постоянно следить за собой и остерегаться, дабы не совершить чего-либо неприятного для друга, если его может рассердить всякая малость. Но разумный и верный друг должен прощать упущение или небрежение, особенно если они произошли по ошибке, а не намеренно, и можно не бояться, что они приведут к ущербу или умалению чести; он не взыщет за то, что можно предать забвению.