Калин

— Если я предоставлю тебе возможность выбирать, чему ты отдашь предпочтение? — выпалил он. — Или тебя уволят со службы, или двадцать ударов кнутом по голой спине?

И снова он был не прав. Увольнение будет означать деградацию, потерю статуса, но также возможность исправить положение. Хотя кто добровольно согласится на то, чтобы получить наказание кнутом?

— Ладно, — бросил он быстро еще до того, как она успела ответить.

— Хозяин?

Он не был жестоким. Если уж наказание неизбежно, он объявлял об этом без промедления. Отсрочка в таком случае была бы просто садизмом, а ее вина состояла лишь в проявлении человеческой слабости. Он осмотрел комнату. Здесь было слишком тихо и тоскливо, особенно для молодой девушки. За внешней дверью шумело море. За внутренней — только темнота и то, что там находится. Кто знает, возможно, музыка была своеобразным стимулом и, наверное, не стоило устанавливать такой строгий запрет.

— Ты постоянно должна прислушиваться, не позовут ли тебя, моя девочка, — сказал он. — И достанется же тебе когда-нибудь от мужа, если разбудишь его таким шумом. — Он заметил тревожный взгляд и дрожащие губы. Да, ирония сейчас была не к месту. — Музыка играла слишком громко. Слишком. Ее могли услышать по всему дому.

— Простите меня, господин.

— Слезами горю не поможешь, — отмахнулся он. — Смотри, чтобы впредь подобное не повторилось.

— Слушаюсь, господин.

Он постоял в раздумье перед дверью, несколько смущенный своей нерешительностью, но затем вошел в комнату и растворился в ней. Там царил полумрак. Свет одинокой лампы напоминал мерцание изумруда. По крайней мере, она была еще жива. Так как он не видел ее, то все еще находился под впечатлением, навеянным музыкой. В нем всколыхнулись воспоминания о любви, красоте и грации. Это было иллюзией, которую свет легко мог разрушить.

Тяжело вздохнув, он развернулся и, услышав колокол, извещавший о прибытии брата и гостя, вышел из комнаты.

* * *

Крэмм поднял свой кубок, залпом осушил его и, отшвырнув, вытер пену на верхней губе. Перед ним стояла тарелка с обглоданными костями. В Крэмме жил варвар, и он не скрывал этого. Щелчком пальцев он подозвал служанку и положил себе блюдо из птицы. Его смех с грохотом пронесся по залу, когда он показал на свой кубок, чтобы его вновь наполнили пивом.

— Хорошая еда и отличное пиво, — удовлетворенно проговорил он. — Разве я не обещал вам, кибер? — Он выпил, не дожидаясь ответа. — Теплая комната и теплая постель. Добавь к этому кое-что еще — и ваша жизнь прекрасна.

— Для некоторых, возможно, и так, — согласился Мид.

Кибер сидел в кресле, выпрямившись. Он едва притронулся к скромной пище в своей тарелке. Пиво оставалось нетронутым. Капюшон покоился на плечах, так как в теплой комнате не было необходимости надевать его. При свете гладковыбритая голова Мида напоминала голый череп.

— Для всех, — не унимался Крэмм. Пиво уже развязало его язык. — Человеку главное — набить чем-нибудь свое брюхо, не беспокоить голову ненужными мыслями, и его душа будет спокойна и довольна. А вы? Ковыряетесь в своей тарелке и цедите воду вместо хорошего полезного пива. Подумайте только, сколько вы теряете! — Он качнул кубком в сторону кибера. — Но это ваше упущение, не мое. Тост! — прорычал он. — За нашего гостя! За Кибклан!

Дюжина пустых кубков стукнулась о стол. Комис приподнялся со своего места во главе стола.

— Может, нам многого и недостает, — промолвил он. — Но наш прием от чистого сердца.

Мид поклонился:

— Вы очень великодушны, мой господин.

— Мы очень признательны, — поправил его Крэмм. Он сел на стул. — Мы признательны за оказанную нам помощь, которую мы не смогли бы себе позволить.

Он замолчал, а кибер продолжил:

— Солис — планета с большим потенциалом, мой господин. Главное — осознать, в чем заключается этот потенциал. Для этого правителям вашей планеты не стоит отказываться от услуг Кибклана.

Это звучало весьма убедительно. Глупо смотреть дареному коню в зубы, но Крэмму было жаль, что киберу не удалось до конца избавиться от слабостей, присущих человеку. Он был слишком холоден, слишком выдержан, слишком напоминал машину. Но правитель Клига напомнил себе, что, по сути, кибер и должен быть машиной.

На Мида пал выбор еще в юности. В результате искусственного ускоренного развития он рано достиг половой зрелости, после чего перенес операцию на эмоциональном центре мозга. Ему были неведомы радость, боль, ненависть, желание. Он всегда оставался холодной расчетливой машиной из плоти и крови — живой робот без страстей и привязанностей. Единственным доступным для него удовольствием было состояние ментального удовлетворения от правильно сделанного заключения, от наблюдения за тем, как его пророчества сбываются.

— Скажите мне, Мид, — обратился Комис к киберу, чтобы гость почувствовал себя более непринужденно, хотя ответ его мало интересовал. — Вы выразили желание добраться до Клига верхом и успели осмотреть наши земли. Как, по-вашему, возможно ли что-нибудь изменить? Есть у нас надежда на лучшее?