— Бочку держи! — каким-то дурным, совсем не своим привычным голосом проорал Мирон и вцепился в край нашей импровизированной жаровни.
«Хорошо ещё, что бочка не успела нагреться», — мелькнула мысль у меня в голове. — «Интересно, а какая температура плавления цинка, из которого сделан фашистский знак? Или бочка нагреется раньше?»
Дурная особенность. Думать всякую хрень в самые неподходящие для этого моменты, но избавиться от этой привычки никак не получается. Летящая кастрюля ударила в бедро и показала, что физическое воздействие по-прежнему является лучшим способом избавлять разум от глупых размышлений.
— Держите! — опять проорал Мирон, которого шатало вместе с бочкой. Логика напарника была мне понятна. Сущность, привязанная к награде, всеми силами старалась помешать уничтожить шпангу, а для этого в первую очередь надо было потушить огонь.
«Какая же всё-таки дрянь!» — пришла в голову ещё одна мысль. — «Как при жизни Третьего рейха от обладателей этих наград были сплошные проблемы, так и сейчас столько лет спустя они доставляют сплошное беспокойство».
Сделавший к бочке шаг Костян внезапно задрожал всем телом и вытянулся в струнку, буквально привстав на носочках. Сначала я не понял, что происходит, но приглядевшись, быстро осознал причину столь странного поведения приятеля. За его спиной материализовалась бледная тень, в которой угадывалась фигура в солдатском френче мышиного цвета.
Державший бочку Мирон получил удар по ногам крестовиной от какого-то стола, затем увернулся от остатков уличного фонаря и начал громко в голос орать матерные слова. Как сказала бы моя учительница литературы, в этом случае даже мытье рта растворителем краски не поможет.
Я подскочил к Костяну и попытался представить, как делюсь с ним своей жизненной силой. Приятель вцепился в меня мёртвой хваткой, его широко распахнутые глаза глядели прямо на меня, а губы шептали одну и ту же фразу:
«Помоги мне! Помоги мне!»
— Костя, держись! — заорал я прямо в лицо друга, чувствуя, как могильный холод сковал мои ступни и начал медленно подниматься вверх по телу.
В какой-то момент на меня дохнуло зловонием чьих-то давно нечищеных зубов и послышался гневный вскрик «Шайсе!». Кузнечик дрожал всем телом, сжимая пальцами мои запястья так, что они начинали трещать. Но я старался не обращать на это внимания и орал, срывая горло:
— Костя! Костя, держись! Осталось совсем чуть-чуть, и эта тварь сдохнет!
Закончилась происходящая вакханалия как-то внезапно. Пламя в бочке поменяло цвет с рыжего на темно-серый, взметнулось к потолку и спряталось обратно за металлические стенки.
Я почувствовал, как тело приятеля обмякло в моих руках, и он повалился на меня. Замерзшие ноги слушались плохо, поэтому мы свалились на пол, и какая-то железка больно впилась мне в поясницу.
— Это было весело, — раздался откуда-то голос Мирона. Правда последовавший за словами стон показал, что мы с напарником в понятие «веселиться» вкладываем разное значения.
Лично мне было плохо. Меня тошнило, тело болело, причем в каких-то местах больше, а в каких-то ещё больше! Какая-то фигня больно упиралась мне в спину и пыталась прорваться к позвоночнику, но вертолётики перед глазами убедительно советовали не пытаться вставать ещё какое-то время.
Судя по всему, я слишком щедро пытался поделиться с Костяном своей жизненной энергией, а он, даже не понимая, что делает, хлестал её с меня на всю катушку. Вот и валяюсь теперь, выжатый как губка, желающий закрыть глаза и немного поспать… Хотя, главное, что мой друг живой! Значит, оно того стоило…
Костян завозился по моему животу, а потом поняв, что лежит на мне сверху, свалился на пол рядом.
— Оно ушло? — хриплым голосом прокаркал он.
— Судя по всему, да, — отозвался Мирон. У меня не было ни сил для разговоров, ни желания. — Просил передать, чтобы ты в следующий раз думал, прежде чем в руки всякую каку брать.
— Да пошёл ты… — беззлобно послал его Костян, а потом тихонько рассмеялся. Это явно были последствия пережитого стресса. Периодически смех приятеля сменялся на всхлипы, но потом он опять начинал хихикать.
Через какое-то время я даже нашел в себе силы открыть глаза и привстав на локте, посмотреть на товарища. Уж очень было похоже, что у него от всех этих переживаний просто напросто поехала крыша.
— Мирон такой смешной был, когда бочку держал, — поймал мой взгляд Костя. — Как будто лопнет сейчас от напряжения.
— Смешливый ты наш, — пробурчал Мирон. Он лежал с другой стороны бочки и тоже, как и мы, не торопился подниматься. — Что ты вместе с призраком не смеялся? Он явно был настроен на беседу.
— Я испугался, — честно признался Кузнечик. — Сейчас даже сильнее страшно было, чем ночью. Там-то я и понять ничего не успел, а тут уже с жизнью попрощался…
— Да уж, — согласился с ним мой напарник. — Тварь сильная оказалась. Андрюха, я надеюсь, у тебя аптечка с собой?
— Естественно, — подтвердил я из последних сил. — Но встать не могу, ищи сам. Рюкзак где-то в кондейке Костяна быть должен.