Калинова яма

Нас было четверо. Мы были одеты в одинаковые серые шинели и каски Адриана — ползать по слякоти в этом неудобно, но это всяко лучше, чем закоченеть, не дойдя до моста, под этим густым и пасмурным небом.

Меня звали Хосе Антонио Ньето. Это имя было взято не для конспирации (не с моей нордической физиономией притворяться испанцем, да и не нужно это было), а скорее для удобства коллег. За плечом висел на ремне пистолет-пулемет Бергманна[10], который должен был помочь в крайнем случае. За пояс я засунул русский револьвер, из-за голенища сапога торчал нож с гравировкой «Alles für Deutschland»[11], который четыре года назад подарили мне штурмовики на день рождения. На груди болтался бинокль: моей задачей было переползти на другой берег, занять удобную наблюдательную позицию и следить за окрестностями, пока к мосту приматывают взрывчатку, а затем, получив сигнал, переползти на наш берег и скомандовать Хоакину подорвать мост.

Хоакин, небритый и малоразговорчивый паренек из Аламиноса, нес за плечами мешок, набитый брусками динамита, и карабин. Ему было тяжелее всех. Пока я выжидаю противника, он должен был быстро примотать взрывчатку к двум опорам моста справа и подать мне сигнал о готовности, после чего отползти назад вместе со мной.

Слева динамит должен был примотать Аугусто, немолодой широкоплечий андалузец с густыми черными усами. Его, как и Хоакина, вооружили карабином, а за пояс он засунул гранату. На всякий случай — так он сказал мне.

На плече у него висел моток веревки. Всю дорогу он тихо матерился и поначалу пытался шутить, но всем было не до шуток, и мы лишь вежливо посмеивались в ответ, а потом, когда уже почти подошли к мосту, я попросил его немного помолчать.

Кнопку взрывателя должен был нажать Вито, итальянский доброволец из дивизии «Черное пламя», которого придали нашему отряду по прибытии в Бриуэгу. Поначалу я не доверял ему — слишком молодой и дурашливый, — но он, как оказалось, неплохо соображает в деле и отлично говорит по-испански. На плече у него висела винтовка Маузера. Впрочем, я надеялся, я очень надеялся, что стрелять нам не придется. Если бы я верил в Бога, я бы молился ему. Но вместо этого я месил сапогами скользкую жижу и угрюмо думал о деле.

Когда мы наконец дошли до поворота, от которого до моста оставалось две сотни шагов, небо стало немного светлее, но поднялся неприятный и промозглый ветер. Было пять утра. Я осторожно подобрался к середине дороги, поднял бинокль и осмотрел другой берег. Пока никого.