Калинова яма

— Когда горит огонь, мир становится другим, — продолжал рыжий, не дожидаясь ответа. — Вы любите огонь?

— Да. Теперь давайте о деле.

— Да, конечно, простите. Мой позывной — Юрьев. Это все, что вам нужно знать. Как называть вас?

— Костров, — не думая, сказал Гельмут, глядя на пламя свечи.

— Костров. Хорошо. Будете Костровым.

С улицы послышался лай собак.

— Мне нужен новый шифр и передатчик, — сказал Гельмут.

— Все в чемодане.

— Еще мне нужно, чтобы вы передали шифровку в Центр.

— Прямо сейчас?

— Желательно.

Юрьев нагнулся к чемодану, щелкнул задвижками, откинул крышку. В слабом пламени свечи Гельмут увидел множество ручек и рычажков — это был советский радиопередатчик, он видел похожие и даже однажды пользовался. К верхней крышке были прикреплены несколько листков бумаги — видимо, запись шифра.

— Сами-то с такой штукой работали? — спросил Юрьев, выкручивая ручки.

— Приходилось. Разберусь.

— Какой текст вам нужно отправить?

— «Чернышевскому. Выполнить задание не представляется возможным. За мной слежка. Скорее всего, я раскрыт. Возвращаюсь. Белинский».

Юрьев поднял голову, взглянул на Гельмута и хмыкнул.

— Великий русский литературный критик ко мне пожаловал. М-да, неприятная ситуация. Не повезло вам.

Гельмут мрачно кивнул.

— А как планируете возвращаться?

— Не знаю. Вернусь на станцию и решу. Наверное, через Минск, оттуда в Брест, оттуда в Германию.

— Разумно.

Юрьев вытащил из чемодана сложенный микрофон.

— Сейчас все будет, — сказал он. — Подождите немного.

* * *

ВЫПИСКА

из протокола допроса подозреваемого

в сотрудничестве с германской разведкой Костевича Тараса Васильевича

от 2 августа 1941 года

Вопрос. Когда Сафонов устроился к вам работать?

Ответ. В ноябре прошлого года.

Вопрос. Точнее.

Ответ. Десятого или двенадцатого. Не могу вспомнить точно.

Вопрос. Как вы познакомились с ним?

Ответ. Он пришел в редакцию по объявлению, показал примеры своих статей — вырезки из какой‐то оренбургской газеты, а еще из «Красной Нови». Мне понравилось. Мы как раз искали хорошего автора.

Вопрос. Он был хорошим автором?

Ответ. Да, очень.

Вопрос. Вы никогда не интересовались его прошлым?

Ответ. Иногда, да. Он был молчалив, но иногда что‐то рассказывал.

Вопрос. Что он рассказывал?

Ответ. Что родился и жил в Оренбурге, потом в Ленинграде, потом в Москве.

Вопрос. Он рассказывал вам про Тегеран?

Ответ. Да. Говорил, что во время командировки его избили, он потерял документы, обратился в посольство…

Вопрос. Вы не замечали ничего подозрительного?

Ответ. Нет. Нормальный парень.

Вопрос. Вы не замечали ничего подозрительного в его общении с сотрудником германского консульства?

Ответ. Нет.

Вопрос. Несмотря на то что он сам предлагал вам написать эти интервью?

Ответ. Ну да. А что в этом такого? Он всегда был инициативным… Поверить не могу.

Вопрос. Вы понимаете, что у вас в газете более полугода работал немецкий шпион? В это вам придется поверить. Как и придется смириться с тем, что вы не вычислили его, не заметили ничего подозрительного, не сообщили в органы, когда следовало.

Ответ. Да, признаю.

Вопрос. Вы сами общались с Клаусом Кестером?

Ответ. Один раз, в ресторане, на приеме у товарища Молотова. В марте.

Вопрос. О чем вы говорили?

Ответ. Да разве же я вспомню? О ерунде какой‐то. С ним тогда Сафонов говорил.

Вопрос. Когда Сафонов попросился в Брянск, вы тоже не заметили ничего подозрительного?

Ответ. Нет.

Вопрос. Вы готовы сотрудничать со следствием?

Ответ. А у меня есть выбор?

Вопрос. Выбор есть всегда.

* * *

Из статьи Гельмута Лаубе «Дух и кровь» («Фёлькишер Беобахтер». № 67. 1934)

Много внимания в наших публикациях уделяется вопросу крови. В самом деле, без заботы о чистоте нашей крови, без внимания к нашим корням немыслима сама идея националсоциализма. Идея новой Германии — это прежде всего германская нация, а нация не может существовать без бдительности в вопросе расовой чистоты.

Но, помня о крови, не забываем ли мы о германском духе? Нет и еще раз нет!

Нам часто пишут немцы, родившиеся и выросшие в Чехии, в Польше и даже в России, в других далеких землях. Они спрашивают: «Примет ли нас новая Германия или отвергнет? Достаточно ли чиста наша кровь?»

Мы отвечаем: «Само стремление немца посвятить свою жизнь новой Германии уже говорит, что в нем, помимо крови, есть и германский дух. Подлинный дух народа‐строителя, народа‐завоевателя, народа‐победителя. Дух наших северных предков, властвовавших над Европой. Настало время вспомнить о них!»

Что же первично — дух или кровь? Эти понятия равноценны. Жизнь немца‐националиста для нас ценнее, чем жизнь немцакоммуниста, ибо в национал‐социалисте жив подлинный германский дух. Но мы говорим: «Жизнь немца‐коммуниста для нас всегда ценнее жизни поляка или англичанина, ибо в нем есть кровь, пусть и нет духа; в иных же нет ни того ни другого».

Дух и кровь — вот две колонны, на которых стоит триумфальная арка германского величия. Стоит убрать хотя бы одну из них — и строение не выстоит.

Немцы всего мира! Фюрер призывает вас на строительство новой Германии. Пришло время очистить нашу кровь и укрепить наш дух.