Калинова яма

Потом было еще одно задание, которое тоже принесло хорошие деньги. А затем Грейфе пропал на три недели.

Однажды вечером в конце октября он вдруг позвонил мне в редакцию «Фёлькишер Беобахтер» и назначил встречу в небольшом кафе на Фридрихштрассе.

В заведении было на удивление пусто. Грейфе был не один — с ним сидели еще двое неулыбчивых пожилых мужчин в одинаковых серых костюмах.

— Гельмут, я прошу прощения за долгое отсутствие, — начал Грейфе, едва пожав мне руку. — Но, если ты не против, сразу к делу. Не пугайся этих двух товарищей: это друзья. Я работаю на германскую разведку.

— Я подозревал что-то подобное, — ответил я, пытаясь скрыть удивление.

— Конечно, подозревал, — улыбнулся Грейфе. — Но если пошел разговор без обиняков, я не буду зря болтать и сразу предложу тебе работать с нами. Ты же хочешь помочь фюреру и партии?

— Хочу. — Я улыбнулся в ответ.

В эту минуту моя судьба была решена.

Через пять лет Грейфе снова позовет меня, уже прошедшего пекло Испании и смертельно уставшего от всего, на работу — на этот раз уже в СД. И я снова не смогу отказаться.

Нет, никто не заставлял меня соглашаться. Не было никаких угроз расправы с семьей, пистолетов у виска, шокирующих компроматов. Я сам хотел этого. Мне нравилось.

В конце октября бездеятельная и мягкая осень для меня закончилась. Было много работы, для которой требовались мои таланты. И я не мог упустить такого шанса увидеть, чего я могу достичь на самом деле.

В декабре умерла мать. Я не смог прийти на похороны. Отец разозлился на меня и говорил, что я ему больше не сын.

* * *

Время и место неизвестно

Гельмут проснулся от пения кукушки.

Она все никак не хотела замолкать — далекое и прозрачное «ку-ку» доносилось откуда-то издалека, оно было еле слышным, но размеренным, как тиканье секундной стрелки. Гельмут разлепил глаза и понял, что он лежит на той самой кровати, где ночью (ночью ли? Кажется, это была ночь) сидел незнакомый человек.

В комнате было светло от красного утреннего солнца, из открытого окна пахло травой и хвоей.

Он сел на краю кровати и понял, что уснул прямо в одежде. Достал из кармана портсигар с папиросами (пересчитал — все еще семь), закурил, снова осмотрелся. Комната не изменилась — по-прежнему только кровать и стол. В окне были видны черные верхушки елей.

«Странно, вчера елей здесь не было. Впрочем, хватит уже удивляться», — подумал Гельмут.

Кукушка не замолкала. Гельмут чувствовал себя смертельно уставшим.

Он вышел на крыльцо с папиросой в зубах и увидел, что вокруг больше нет никакой деревни. Дом окружали высокие ели, через ветви которых пробивались красные солнечные лучи. Было холодно и сыро. Небольшая тропинка, устланная пожелтевшей хвоей, вела вглубь леса.

Всматриваясь в даль, Гельмут вдруг заметил, что за стволом старой ели возле тропинки прячется человек.

Он спрыгнул с крыльца, втоптал окурок в землю и быстро зашагал по тропе. Человек не собирался убегать. Это был тот самый незнакомец, который сидел на кровати — в такой же белой ночной рубашке, с бледным лицом и покрасневшими глазами. Он вышел на тропинку, видимо, поняв, что прятаться не имеет смысла, и улыбнулся быстрым движением губ.

— Почему вы не дома? — Гельмуту не пришло в голову ничего, кроме этого бессмысленного вопроса.

Человек промолчал. Он больше не улыбался.

— Деревня куда-то исчезла, — продолжил Гельмут, не прекращая попыток наладить диалог.

— Ты все еще спишь, — сказал незнакомец.