Калиостро

И снова в путь… В Марселе Бальзамо удалось завязать интрижку с некой особой изрядного возраста, страстной любительницей алхимии, и, как пишет Л. Фигье¹⁰, Джузеппе пообещал омолодить воздыхателя увядающей красотки. Под предлогом необходимости приобретения дорогостоящего оборудования супруги почти месяц тянули из легковерной графини деньги, а когда в Марсель прибыл брат Лоренцы, красавчик Паоло, попытались устроить его брак с одной из дочерей (или сестер) почтенной графини. Не встретив поддержки ни с одной, ни с другой стороны, замысел провалился, и супруги вместе с Паоло, сообщив, что отправляются на поиски необходимых для омоложения зелий, в карете графини отбыли в Испанию, где не без выгоды продали экипаж. В Испании молодой человек попытался отыскать свою принцессу Грезу — принцессу Трапезундскую, которой, как ему предсказали, суждено было стать его женой. Не встретив суженую, Паоло вернулся в Италию, а Бальзамо, запомнив его рассказы о знатности и красоте принцессы, в своей легендарной биографии намекнет, что матерью его является принцесса Трапезундская. Цепкая память и умение вовремя использовать узнанное, услышанное или придуманное помогали магу создавать вокруг себя ореол всеведения и загадочности.

Продолжая свой путь по Испании, супруги прибыли в Барселону, где стали выдавать себя за разорившихся аристократов, заключивших тайный брак против воли родителей; нашлись те, кого эта выдумка разжалобила, но особого дохода она не принесла. Тогда Бальзамо попытался отыскать поклонников алхимии и прочего чародейства, но, видимо, рекламировал себя столь энергично, что набожные испанцы сочли его чернокнижником, и даже чары Лоренцы, привлекшей внимание могущественного графа Риклы, с трудом отвели от него грозу. После четырехмесячного пребывания в Барселоне супруги спешно покинули город и отправились в Мадрид. Отметим, что показания Лоренцы на допросе у комиссара Фонтена (1 февраля 1773 года) немного расходятся с вышеприведенной версией. По ее словам, Бальзамо, будучи искусным рисовальщиком, стал получать заказы от местной знати и даже от вице-короля Каталонии. Когда же вице-король однажды увидел Лоренцу, то воспылал к ней непозволительными чувствами и решил убрать счастливого соперника. А так как свидетельства о браке у супругов с собой не было, то Джузеппе легко можно было обвинить в прелюбодействе и посадить в крепость. Лоренце удалось упросить вице-короля не трогать ее супруга, а сама она с помощью поклонников срочно выписала из Рима бумагу, подтверждавшую заключение брака. Предъявив искомый документ, супруги почли за лучшее покинуть Барселону. О том, пришлось ли Лоренце уступить вице-королю, история умалчивает.

Прибыв в Мадрид, Бальзамо понял, что для спокойной жизни, а главное, для его магических сеансов («Чудесные тайны» он по-прежнему возил с собой) необходимо заручиться поддержкой какого-нибудь знатного вельможи, что сделать можно было исключительно с помощью неотразимых чар Лоренцы. Джузеппе несомненно любил жену, но любил ее по-своему — как любят красивую вещь, обладание коей льстит ее владельцу. Иначе как расценить его торговлю прелестями супруги? Неужели только корыстью? Калиостро не был стяжателем, зато тщеславием природа наградила его сверх всякой меры, и в век, когда в аристократических кругах супружеская любовь и верность считались неприличными, ему наверняка льстило, что спутница его пользуется бешеным успехом у испанской знати. Что думала по этому поводу сама Лоренца? Воспитанная в твердых правилах католической веры, она была готова им следовать, но, не обладая сильным характером, всегда уступала напористым уговорам мужа. Да и внимание знатных кавалеров ей льстило. К тому же в открывшейся перед ней новой жизни она наконец без оглядки могла удовлетворять свою страсть к нарядам. Супруг никогда не отказывал ей в деньгах (если, разумеется, их удавалось раздобыть) и сам с удовольствием украшал «свою куколку». Правда, существует мнение, что Калиостро только на людях вел себя с женой обходительно, наедине же являлся суровым и жестоким деспотом. Сомнительно, чтобы магистр был способен на обдуманную жестокость, а вот вспылить, взорваться мог вполне…