Kalip

— Они лишние на таком прекрасном теле, еще несколько процедур — и они никогда тебя не побеспокоят. Ты не будешь против сделать это?

— У меня есть выбор? Ты ведь опять усыпишь меня.

— Напою напитком сладких грёз, — поправил Максуд, — только в этом причина твоей грусти?

— Ты из меня наложницу делаешь для Аршада?

Максуд прыснул со смеха, сквозь выступившие слезы он приговорили:

— Ты мальчик, как я могу из тебя наложницу сделать? Уж тогда наложника.

— А что, и такие бывают?

Максуд прекратил смеяться, видя, что его загадочный пленник действительно искренне удивился, услышав об этом.

— Ты не знал? Скажи, ты что, в монастыре воспитывался?

Кай промолчал, чувствуя свою непросвещенность в этих вопросах.

Максуд взял его руку в свою.

— Тебе не о чем беспокоиться. Я просто выполняю распоряжение Аршада позаботиться о тебе в его отсутствие. Понимаешь, Аршад ценит красоту, он не позволяет никому, кто его окружает, омрачать его взор. Он может позволить себя такую прихоть. Если он будет недоволен твоим видом, пострадаю я.

— Я не хочу, чтобы из-за меня ты пострадал. Скажи, а волосы на моих ногах как могут омрачить его взор?

Максуд заулыбался. Замял этот вопрос и перешёл к другому:

— Если ты не хочешь, чтобы я пострадал, можно тебя попросить ещё об одной мелочи?

— Что ещё? — Кай уже терялся в догадках, что может ещё омрачить взор Аршада.

— Разреши подкрасить тебе глаза?

— Ты из меня трансвестита делаешь?

— Вот, всё-таки ты не совсем непросвещён в этом вопросе, — Максуд опять стал смеяться, — нет, что ты! Подожди, послушай, ты же видел — здесь у всех подведённые глаза, это традиция востока.

Да, Максуд был прав. Здесь глаза подводили даже стражи. Кай читал об этом и в книгах, на востоке мужчины всегда подводили глаза сажей.

— Хорошо, — буркнул он, понимая, что всё равно его опять усыпят и накрасят глаза, так зачем сопротивляться? Пока это не самое худшее подозрение из того, что стало зарождаться в его голове.

Слуги принесли его одежду. Кай уже не стеснялся Максуда, хотя и опускал глаза, одеваясь, чувствуя, что тот рассматривает его. Но Кай столько раз был без сознания, что понимал — наверное, Максуд давно его всего рассмотрел.

Ещё Кай заметил, что одежды, надеваемые на него, с каждым разом становились всё роскошнее и богаче. Вот и сейчас это были расшитые золотом шаровары, шёлковая, также расшитая золотом рубашка, сверху несколько тонких халатов, всё перетянуто вокруг талии расшитыми поясами с висящими золотыми шнурками, на ноги ему надели невысокие сапожки из мягчайшей кожи.

Волосы ему не стригли, только привели в порядок и постоянно следили за ними, накладывая всевозможные маски и масла, расчёсывая и натирая пахучими жидкостями, поэтому сейчас они лежали у него на голове крупными, отливающими в лучах солнца локонами цвета вороного крыла.

Потом пришли два слуги с шкатулками и худенький юноша, который вынул из шкатулок всевозможные тюбики с косметикой.

Кай с ужасом смотрел на количество косметики на столе.

— Максуд, ты сказал только подвести глаза — а это всё зачем?

— Присядь и доверься. Если что-то будет не так — умоешься. Хорошо?

Кай плюхнулся в кресло. Юноша склонился над ним, приподнял его подбородок и, убрав с лица волосы, приступил к своей работе. В поведении, во взгляде и внешнем облике юноши Кай почувствовал странность, и тогда у него промелькнула мысль, что, наверное, этот юноша тоже евнух.

— Он евнух, можешь не волноваться, — Максуд увидел, что Кай нервно относится к прикосновениям к своему лицу.

Каю стало жалко этого юношу, хотя он и не выглядел несчастным, наоборот — он с увлечением выполнял свою работу, и было видно, что ему это нравится. Затем он отстранился от Кая, успев нанести ему на губы что-то мягкое и пахнущее клубничкой.

Максуд издал неопределенный вздох и затих, смотря на Кая. Потом опомнился, подошёл к нему и поднёс ему к лицу зеркало.

Кай сначала не узнал того, кто смотрел из обрамленной золоченой рамки стекла на него, а потом понял, что это он сам. Его и так огромные глаза, обрамлённые густыми темными ресницами, сейчас были правильно подчёркнуты и затемнены подводкой и тенями, тоном темнее его кожи. Это создавало эффект глубины взгляда и выделяло цвет его глаз. Лёгкая тушь ещё больше удлиняла ресницы, и они бросали тени на мерцающий блеск изумрудов, которые сейчас представляли его глаза. Лёгкий тон выровнял кожу, убрав ещё не сгладившиеся ссадины и следы ушибов. Брови были идеально подведены, подчеркивая их красивый изгиб, тонкая линия губ поблескивала в прозрачном геле, скулы выделялись за счет перехода тонов. В целом, макияж был нанесён настолько искусно, что, казалось, его и нет вовсе. Но он был, и он подчеркнул и усилил в стократ природную красоту Кая, позволив ей засверкать.

— Теперь ты будешь так выгладить всегда, — странным голосом сказал Максуд, смотря на него.

Кай понимал, что нужно смириться: пока он не знает о своей дальнейшей судьбе, глупо думать о таких мелочах.