Калипсо

Ему пришло в голову, насколько не мужским был его поступок. На самом деле это было мало похоже на него. Если бы он сам мог выбрать свой путь, он бы выстрелил в себя из дробовика. Два холодных стальных дула в рот. Запах масла и полированного дерева. И кровь, и мозги, и череп, и волосы, и свинец.

А тут холодный душ в нос. И все.

В последующие дни его жгло любопытство. Он искал в теле сигналы, симптомы, подтверждение, что все началось. Он знал, когда начнут деревенеть мышцы, тихо предупреждая о шторме.

Знание о близкой смерти добавляет жизни красок. В дни перед наступлением симптомов болезни впечатления стали обостреннее. Он ощущал вибрации от трамвая, ехавшего по улице. Чувствовал запах моря, когда ветер дул над Старым городом, унося прочь запахи. Слышал все нотки в голосе женщины, которая поняла, что ее ждет.

Самая сильная реакция наступила, когда он душил Лин. Эрекция. Он раньше никогда ничего подобного не испытывал. Он не из тех извращенцев, которые находили сексуальное наслаждение в момент смерти жертвы. И в тот раз он не почувствовал того же, что они. Но в его жилах потек чистый сок жизни. Мышцы напряглись, кровь застучала. Застучала сильно, везде, где только можно. После этого он спал как убитый.

И вот пришла болезнь.

Спина болела. Жар. Тошнота и рвота. Как при сильном гриппе. Потом чесотка. Уколы в коже, горячие поцелуи боли, сигналы, что вирус распространяется по клеткам, и первые признаки сыпи. Это называется взволнованное лицо оспы, такое же, как беспокойное выражение лица осужденного. Оно появляется одновременно с первыми признаками сыпи. Он читал об этом и, посмотрев на себя зеркало, увидел, что это правда.

Вчера выступили язвы. Теперь он уже по-настоящему болен. Он обильно накачал себя лекарствами, болеутоляющими и стимулирующими центральную нервную систему. Через день или два он уже не сможет ничего, кроме как лежать в постели. Но долгим путешествие на тот свет не будет. Оно закончится здесь.

Он стоял в тени у стены, в переулке. Мимо проезжали такси, сверкая огнями тормозных фонарей, отраженных на льду. Шли мужчины, облачившиеся в темные пальто, женщины с высокими прическами. И полные ожиданий шепчущиеся дети.

– Удачи, – пробормотал он. Самому себе. И Калипсо.

Глава 116

Кафа не хотела домой. Не хотела в больницу. Она молча сидела рядом с Фредриком на заднем сиденье полицейской машины. На поворотах они толкали друг друга. В ярком голубом свете от окон и вывесок Фредрику было хорошо видно лицо Кафы. Оно было напряженным и мрачным. Она неподвижно уставилась в подголовник перед собой.

Что-то случилось в подвале? Что-то с Эгоном Боргом, что она не рассказала? Глаза Кафы то и дело вспыхивали, и это пугало его.

В участке Кафу ждал полицейский врач. На ее место в машине сел Косс.

– Они не хотят нас впускать, – хмуро сказал инспектор, когда они заехали в туннель Ватерланд и купе заполонил желтый свет.

– Русские?

– Они очень злы. Сегодня в посольстве прием. Там российский и норвежский премьер-министры, послы и дипломаты из доброй половины стран мира. Экономические и политические лидеры из Стортинга.

Косс провел рукой по волосам.

– Терроризм, грозящий адом. Но русские отказываются от эвакуации, а посольство – их территория, и у нас нет полномочий.

Они, конечно, не хотели впускать группу вооруженных полицейских. Должно быть, Эгон Борг это предвидел.

– А Борг…?

– Никаких следов. Его машина стоит, но он исчез.

– Так значит он прошел внутрь?

Приблизившись к ленте ограждения, протянутой через Драмменсвейен, они сбросили скорость. Слухи о том, что что-то происходит, уже распространились, вдоль тротуара стояло несколько групп ТВ-репортеров. Полицейский с автоматом приподнял перед их машиной ограждение. Не успели они заехать под него, как ТВ-камеры уже прилипли к лобовому стеклу, и Фредрик услышал ругань служащего.

– Пиявки хреновы, – прошипел Косс и продолжил: – Русские утверждают, что держат под полным контролем все происходящее в посольстве. Наше начальство говорило с Министерством иностранных дел. Они так же беспомощны, как и мы. Если норвежский министр иностранных дел выйдет оттуда сейчас, это создаст жуткую шумиху. Русские обидятся, весь мир увидит, что происходит, и все это покажут по телевизору в прямом эфире.

Инспектор сжал кулаки так, что побелели костяшки.

– Твою мать, – рявкнул он.

Машина остановилась у огороженного забором каменного особняка, самого заметного на площади здания, здания посольства. Косс с силой хлопнул водителя по плечу.

– Вон отсюда, – недружелюбно сказал он.

Фредрик наклонился вперед и стал смотреть на снаружи нарастающее волнения. Даже здесь, в фешенебельном районе Скарпсну жители соседних домов стояли у окон и сквозь рождественские декорации глазели на улицу. По улице ходили вооруженные полицейские. Высокие антенны, параболы и массивные стальные коробки с системами наблюдения, которыми русские и американцы всегда обвешивают свои посольства, были едва видны на вечернем небе. Одетые в костюмы переполошенные охранники с оружием под мышками сновали туда-сюда с внутренней стороны решетчатого забора.