Калки. История одного воплощения. Часть вторая

…Кира уже в монастыре. Иегумения матушка Николая отчитывает её за непослушание и направляет на исправительные работы на скотный двор. Кира злая на настоятельницу монастыря, всё, что она хотела, справедливости и туалетной бумаги в клозеты. Она не боится труда и лишений во имя веры, но матушка Николая воздвигла культ своей личности…

…время всё ускорялось. Вот она уже видит вокруг себя больших людей с большими руками. Тошнота невыносима. Её тельце сжимается в ужасной компрессии воздуха вокруг. Она хочет крикнуть, но напротив заглатывает летящие в глотку звуки. Кира никогда не помнила себя шестимесячной. Теперь же она видела всё, что происходило тогда. Мать ударяет щекой кулак отца… Да, Кира поняла. Эта женщина её мать. Действительная мать. А не та, которую она звала мамой тридцать лет. Что-то произошло… А вот что. Она теперь знала. Отец убил её настоящую мать…

…чьи-то огромные руки берут Киру и пихают в какую-то узкую щель. Боль. Нестерпимая, невыносимая боль! Кости черепа сдавливаются, больше вздохов и выдохов не существует. Тьма…

– Потом я почувствовала нечто, что можно описать только как взрыв, – будет после рассказывать сама Кира. – Взрыв самой себя. Это странно, но я чувствовала, как разлетелась на сотни кусочков. А те сотни кусочков вновь взорвались, разлетаясь каждый на тысячи… Это жуткая… Нет, у этой боли просто не должно быть эпитетов. Земное существо не способно даже представить такую боль. Я разлеталась по космосу, как и крик мой от этой боли. И это невероятно, я осознавала себя в каждом миллионном кусочке себя. Я как бы была способна перебрасывать внимание из одного места в другое, мгновенно преодолевая сотни световых лет. И – да – я видела то изначальное Существо. Оно пронизывало меня, оно было одновременно мной и не мной, тем, во что летели осколки меня, той основой… Словно лист бумаги, об который тыкают стержнем шариковой ручке. Оно было по всюду, осознанное, мыслящее, бесконечное…

И вдруг я поняла. Вернее каким-то образом мне передало знание это существо, что я способна быть кем захочу, осознать себя и как астероид, и как червя, и как знакомого человека. Мгновенно перемещаться в любую точку вселенной, осознавать себя как душу этой точки, смотреть из этой точки и созидать из неё. И я понимала, что и нет меня, нет сатаны, нет Гарика, нет моих родителей, нет и никогда не было людей – что это всё оно, это изначальное существо. Но знание об этом мне не были нужны. Я упивалась мыслью быть любым существом космоса. Боль прошла, из чувств осталось лишь сексуальность. Я испытывала от контакта с изначальным существом бесконечным оргазм, и мне хотелось усиливать и усиливать. Вот о чем это, бог есть любовь. Но слово «бог» не подходящее, нет, оно жутко примитивное, не говорящее ни о чем. Лишь молчание способно полностью описать это существо… или явление… или прикосновение к быть. Оно не доброе и не злое, не плохое и не хорошее – она просто желание. Желание созидать. Созидать как и красоту, так и уродство…

…Кира открыла глаза. Она стояла на берегу моря. Волны окатывали её хромовые сапоги. Одета она была сейчас по-дурацки, как красноармеец времен гражданской войны двадцатого века. Она осознавала, в чьём теле она сейчас. Ей захотелось именно в это тело. Это тело было одного чародея, последнего из трёх великих чародеев. Здесь он воспитывал воплощенное изначальное существо в виде двух отроков, мальчика и девочку. Здесь, в затерянном местечке под названием Морскогорск, все знали его как дурачка и звали Додиком. Именно его искали сатанисты, Кира знала теперь это, она знала теперь всё. Она сомневалась, когда воплощалась в Додика, что может тягаться с ними силой, что тот позволит управлять ей своим сознанием. Не огородится ли великий маг от непрошеного демона?

Кира попробовала повернуть голову. Додик долго не поворачивал, затем медленно, медленно… «Отче наш, еже еси на небеси. Да святится имя твоё…» – услышала мысли Додика Кира, ей стало больно, эта боль волной вздыбила грунт на Марсе и на красной планете началась буря. Нет, ты меня не переборешь, рычала Кира. Уйди, сатана, умолял мысленно Додик, Господь, твердь моя, укрепи волю мою… Ты мой, упрямо ломала дух Додика Кира. Голова повернулась…