Мало-помалу друзья добрались до противоположного берега острова. Здесь они пробыли весь день – строили шалаш, купались, ныряя со скалы, отсыпались и ели чернику. Слишком много черники… И теперь они оголодали, как волки.
– Осталось только дождаться, когда стемнеет, – заметил Андерс мрачно.
Калле и Андерс вылезли из шалаша и взобрались на скалу. Найдя расщелину и устроившись там поудобнее, они стали дожидаться наступления темноты, которая непременно спасёт их от голодной смерти. Они сидели, глядя на этот самый удивительный в их жизни закат, но солнце заходило так медленно, что ничего, кроме досады, мальчики не испытывали. Небо над верхушками деревьев полыхало, словно пожар. Вдалеке всё ещё был виден кусок солнечного диска, но скоро исчезнет и он. Тьма, чудесная благословенная тьма окутает землю, и воду, и всех, кто нуждается в защите от похитителей. Только бы поскорее!
Скала круто обрывалась, уходя в воду, и там, где вода принимала её, слышался лёгкий плеск. Кругом было тихо, лишь далеко над заливом гулко и жалобно кричала какая-то морская птица.
– Это начинает действовать мне на нервы, – сказал Калле.
– А я вот всё думаю, что там дома говорят про нас, – размышлял вслух Андерс. – Как, по-твоему, объявили они розыск по радио?
Только он произнёс это, как оба вспомнили, что Ева-Лотта, уходя вчера вечером из дома, оставила на своей подушке записку: «Не поднимайте шума. Думаю, что скоро вернусь. Я, тра-ля-ля». Даже если её родители сейчас сильно рассержены и, возможно, несколько обеспокоены исчезновением дочери, всё же маловероятно, что, прочтя записку, они тотчас кинутся в полицию. А когда родители Калле и Андерса переговорят с булочником Лисандером, они тоже успокоятся. Ну поворчат немножко, посетуют на глупые затеи Белой розы… В сущности, это даже хорошо. Кто знает, стоит ли вмешивать сейчас полицию? Калле прочёл немало историй о киднепперах, чтобы не понимать, насколько всё опасно. Как бы то ни было, прежде надо переговорить с профессором. Если, разумеется, у них будет такая возможность.
В доме у инженера Петерса горел свет, а кругом было темно и тихо. Тишина стояла такая, что её почти можно было слышать. Если кто и был на острове ещё, то наверняка спал.
Впрочем, нет, спали не все. Никак не мог заснуть профессор. Он лежал на раскладушке и мучил себя бесконечными размышлениями. За всю свою тридцатипятилетнюю жизнь не было случая, чтобы он не мог разрешить какую-либо проблему. Но положение, в котором он оказался сейчас, было настолько идиотским, что он лишь беспомощно покачал головой. Он ничего не мог сделать, абсолютно ничего! И в бессильной ярости он был вынужден это признать. Оставалось только ждать. Ждать, но чего? Что кто-то хватится его и начнёт искать? Но ведь он снял эту старую виллу в Лилльчёпинге как раз для того, чтобы его никто не беспокоил. Он собирался прожить там с Расмусом всё лето. Может пройти немало времени, прежде чем кто-либо вообще заметит его исчезновение. При этой мысли профессор тотчас вскочил с постели. О сне не могло быть и речи. Ох, если бы он мог разорвать этого Петерса на мелкие кусочки…
Ева-Лотта тоже не спала. Она сидела у окна, напряжённо прислушиваясь к каждому звуку извне. Что это – ночной ветерок шелестит ветвями или Калле и Андерс наконец пришли?
День был долгим, ужасно долгим. Для того, кто любит свободу, целый день сидеть взаперти было просто наказанием. Ева-Лотта с содроганием подумала о тех несчастных, что томятся в неволе. Будь у неё возможность, она открыла бы все тюрьмы на свете и освободила бы всех узников. Потому что нет ничего страшнее, чем лишиться свободы. Её охватило чувство, похожее на панику, и она набросилась на забитое досками окно, отделявшее её от свободы. Но тут Ева-Лотта вспомнила о Расмусе и осознала, что должна держать себя в руках. Ей не хотелось его будить. Он спокойно и безмятежно спал на своей раскладушке. Она слышала в темноте его ровное дыхание, и это немного привело её в чувство. Во всяком случае, она была не одна.
В тишине за окном наконец-то раздался долгожданный сигнал Белой розы и вслед за ним возбуждённый шёпот:
– Ева-Лотта, у тебя есть еда для нас?
– Хоть отбавляй, – ответила Ева-Лотта и стала быстро просовывать между досок бутерброды, холодную картошку, жирные куски колбасы и ветчины.
Мальчики сразу же набросились на еду, даже «спасибо» ей не сказали. Было слышно лишь их довольное чавканье и урчанье. Ведь только теперь они в полной мере ощутили, насколько были голодны. Они поглощали лакомые кусочки с таким неистовством, что глотали их почти не жуя.
Наконец, с трудом переводя дух, Калле пробормотал:
– А я и забыл, что еда может быть такой вкусной.
Ева-Лотта улыбалась в темноте, счастливая, словно мать, дающая своим изголодавшимся детям хлеб. Она оживилась:
– Ну, сыты вы теперь?
– Да, почти… правда… – с удивлением отметил Андерс. – Такая вкуснятина…
Калле прервал его:
– Ева-Лотта, ты знаешь, где профессор?
– Его заперли в доме на скале, который ближе всех к морю.
– А Расмус тоже там?
– Нет, Расмус здесь, со мной. Он сейчас спит.