Ева Лотта молча стояла, закрыв глаза. «Уберите его, – думала она, – уберите его, иначе я не выдержу… И если Расмус что-нибудь скажет, то…»
– Ну погодите, я задам вам трепку, – пообещал Петерс. – Когда вернусь, задам вам такую трепку, какая вам и не снилась. А не успокоитесь – получите еще. Поняли?
– Да, спасибо, – ответил Андерс.
Расмус хихикнул. Он ни слова не слышал из того, что сказал Петерс. Он был занят одним: за ширмой сидит Калле! Это все равно что играть в прятки. Ева Лотта с опаской следила за выражением его лица. «Молчи, Расмус, молчи!» – мысленно молила она. Но Расмус не услышал ее мольбы. Он зловеще хмыкнул.
– Чего ты ухмыляешься? – злобно взревел Петерс.
У Расмуса был веселый и таинственный вид.
– А тебе не отгадать, кто… – начал он.
– Здесь на острове полно черники! – душераздирающим голосом закричал Андерс.
Он охотнее сказал бы что-нибудь поумнее, но в этом безвыходном положении ничего больше не мог придумать. Петерс с отвращением посмотрел на него.
– Юмор висельника, – сказал он. – Зря стараешься.
– Ха-ха, инженер Петерс, – неутомимо продолжал Расмус, – а ты не знаешь, кто…
– Лучше черники ничего на свете нет! – воскликнул Андерс.
Петерс покачал головой.
– Не очень-то ты хитер, – заметил он. – Ну да это все равно. Я пошел. Хочу только предупредить: не выкидывайте новых фокусов.
Он пошел к дверям, но по дороге остановился.
– Кстати, – пробормотал он тихо. – Может, там, в туалетном шкафчике, у меня осталось несколько лезвий.
Туалетный шкафчик висел на стене рядом с умывальником. За ширмой.
– Лезвия! – пронзительно крикнула Ева Лотта. – Я их съела… Я хочу сказать, я выбросила их в окошко. И я плюнула на кисточку для бритья.
Петерс уставился на нее.
– Жаль мне ваших родителей, – лаконично бросил он и вышел.
И вот они остались одни. Они сидели на скамейке – все трое – и тихонько говорили о том, что произошло. Расмус сидел перед ними на полу и с интересом слушал.
– Слишком сильный ветер, – сказал Калле. – Мы абсолютно ничего не можем сделать, пока ветер не стихнет.
– Иногда дует по девять суток подряд, – словно подбадривая их, произнес Андерс.
– Что ты будешь делать, пока ждешь? – поинтересовалась Ева Лотта.
– Буду лежать под домом, как мокрица, – ответил Калле. – А после того, как Никке сделает последний обход, я приду к вам, поем и переночую в доме.
Андерс хихикнул:
– Вот здорово! Хорошо бы вот так провести Алых!
Они долго сидели в комнате, слушая крики в лесу, где Петерс, Никке, Блум и Сванберг искали Калле.
– Ищите, ищите, – зло проговорил Калле. – Все равно ничего, кроме черники, не найдете.
Наступил вечер, стало темно. Калле не в силах был дольше лежать под фундаментом. Ему необходимо было выползти и подвигаться, чтобы окончательно не затекли ноги и руки. А идти в дом было слишком рано. Никке еще не сделал вечернего обхода. Тихо и осторожно вышагивал Калле в темноте. Подумать только, как чудесно просто двигаться, просто шевелить руками и ногами!
В большой комнате у Петерса горел свет. Окно было открыто, и он слышал слабый гул голосов. О чем они там говорили? Калле почувствовал, как в нем пробуждается жажда приключений. Ведь если тихонько подкрасться и стать под тем окном, можно будет, пожалуй, узнать кое-что полезное.
Он тихонько подбирался все ближе и ближе. Один шаг в минуту. Боязливо прислушиваясь после каждого шага, он наконец очутился под самым окном и услышал ворчливый голос Никке:
– Я устал от всего этого. Я так устал, что не желаю больше участвовать в таком деле.
А потом сдержанный, ледяной голос Петерса:
– Вот как, ты не желаешь больше участвовать! Почему же, позволь спросить.
– Что-то здесь не так, – ответил Никке. – Прежде шли разговоры о
– Берегись, Никке, – пригрозил Петерс. – Мне, верно, не надо напоминать тебе о том, что бывает с теми, кто пытается дезертировать?
На мгновение наступила тишина, но под конец Никке угрюмо буркнул:
– Ну что ж, знаю!
– Тогда ладно! – продолжал Петерс. – Но смотри не наделай новых глупостей. Ты нес такую околесицу, что я почти уверен: ты нарочно позволил мальчишке бежать.
– Эй, полегче на поворотах, шеф, – зло произнес Никке.
– О нет, таким глупым даже ты, верно, быть не можешь, – сказал Петерс. – Ты и то должен ведь понимать, что означает для нас его побег.
Никке не ответил.
– Никогда в жизни я так не боялся, – продолжал Петерс. – И если самолет задержится, то все лопнет, можешь не сомневаться.
«Самолет! – Калле навострил уши. – Что это за самолет, который должен прилететь?»
Размышления его внезапно были прерваны. Кто-то шел в темноте с карманным фонариком в руках. Он вышел из маленького домика под скалой, где находился профессор. «Должно быть, это Блум или Сванберг», – подумал Калле, плотно прижавшись к стене.