Каллиграф

Первой мыслью, пришедшей мне в голову, была такая: должно быть, она спланировала возвращение в ее квартиру заранее, чтобы мы провели эту ночь в ее постели – мы никогда этого не делали – чтобы получилось своего рода священнодействие. Хотя там все еще не было книг или других реальных следов ее присутствия, главная комната выглядела совсем готовой. Там, где раньше были только подвешенные провода, теперь находились медные краны и выключатели, а там, где были только дыры и штукатурка, стены сияли чистотой и теплом кремовой краски, контрастирующей с темным, мореным деревом полированного пола, который, когда я снял туфли, оказался гладким и немного скользким на ощупь. У стола висел рисунок с изображением силуэтов Нью-Йорка.

– Садись, Джаспер, – сказала она, указывая на бесстыдно новый, покрытый набивным ситцем диван возле окна. Я выполнил это распоряжение, принимая ее серьезный тон за очередную игру. Она прошла в зону кухни.

– Где ты это взяла?

– Заказала по Интернету. Хочешь выпить?

– А что у тебя есть?

– У меня есть вода.

– Отлично. Звучит заманчиво, – я откинулся назад. – Эй, знаешь, для раскладного дивана совсем неплохо, довольно удобно. Я никогда не умел их раскладывать.

Она не ответила. Я все еще думал, что она готовит мне небольшой сюрприз – новая одежда, подарок, новая кровать. Я оглянулся туда, где она стояла, спиной ко мне, ломая кубики льда. Часы над плитой показывали 10.35.

Она вернулась с двумя стаканами воды и поставила их, не взглянув на меня.

– Спасибо, – произнес я. – Квартира выглядит потрясающе. Тут все так изменилось.

– Ты просто не был здесь некоторое время, только и всего, – она поставила свой стакан и прошла в сторону прихожей, оказавшись у меня за спиной. – Все закончено.

Я слышал шум воды в ванной комнате. Я глотнул охлажденной воды из стакана. Вместе со льдом она положила в стакан и кусочек лайма, как я любил. Я подумал, не включить ли музыку, и огляделся в поисках ее небольшого, переносного плеера. Его нигде не было видно.

Когда она вернулась через пару минут, я был немного удивлен, потому что она не переоделась. Она бросила куртку на спинку одного из обеденных стульев и обошла кругом другой, чтобы сесть напротив меня. Лампа была у нее за спиной. Она потянулась к пепельнице, стоявшей на обеденном столе, и переставила ее на пол перед собой. Выражение ее лица было бесстрастным. Но кожа блестела. Я понял, что она только что умылась.

Некоторое время она сидела молча, но смотрела на меня совершенно пустым взглядом – неподвижные глаза, плотно сжатые губы, язык двигается вдоль зубов. Сначала я тоже сидел молча. Но через некоторое время я протянул руку, чтобы коснуться ее лица и спросить, что не так. Спокойно и твердо она перехватила мое запястье и убрала мою руку.

А затем размеренным голосом заговорила:

– Джаспер, я хочу поговорить с тобой о Люси.

– Люси?

– Да. Люси.

– Какая Люси?

– Та самая Люси, с которой ты был до меня, Джаспер. Та самая Люси, которая приходила посмотреть на тебя на балу – когда я пыталась тебя отмыть. Люси Гиддингс.

– Люси, с которой я встречался?

– Люси, на которой ты обещал жениться.

– Я никогда не говорил… – И только теперь я наконец понял.

Мадлен произнесла негромко:

– Люси – моя сестра.

25. Проклятие

Яд старых дев и ярость игроков,
Тиранов злые замыслы, как глыбы,
Все, что рождают звери, рыбы,
Всю огненную силу гневных слов
Пророков и поэтов – я готов
Обрушить на него со всею силой…
Но если враг Она, то уж проклятье было:
Природа здесь меня давно опередила.[118]

Моя голова шла кругом, раскалялась, гудела от перекрещивающихся потоков паники и гнева, растерянности и чувства вины; внезапная лихорадка стыда, как у ребенка, которого поймали за чем-то совершенно ужасным.

– Джаспер, послушай, у нас мало времени. Наверное, надо было уйти пораньше… – Она наклонилась вперед, оперлась локтями на колени, немного ссутулилась, сжала ладони, переплетая пальцы.

Мой голос прозвучал неожиданно высоко, непривычно даже для моего собственного слуха:

– Твоя сестра? Я не понимаю.