Хуже всего была психологическая пытка, которой она, должно быть, более всего наслаждалась –
Я предположил (так много предположений!), что в ту ночь Люси и Мадлен поссорились. Вероятно, злость Мадлен, когда она пришла в комнату, была направлена вовсе не на меня. Вероятно, их ссора была вызвана как гневом Люси на сестру (Люси своими глазами увидела, как далеко все зашло при попустительстве Мадлен), так и гневом Мадлен на Люси из-за того, что та захотела остаться со мной наедине после того, как меня ударили.
Боже мой. Неужели они и это спланировали? Или избиение было своего рода бонусом? Они не могли знать, что там окажется Селина. Или могли? Неужели они действительно могли
Главный вопрос, сказал я себе, состоит вот в чем: намеревалась ли Мадлен изначально спать со мной? Нет, я так не думал. Неужели эти сводные сестрицы (смеясь и шутя) считали возможной физическую реальность сексуальной мести? Неужели одна из них радостно оставалась в тени, пока другая (с подпихиванием локтем и подмигиванием) занималась любовью с тем самым мужчиной (только что признанным предателем и разбивателем сердец) только во имя справедливости? Конечно, ревнивые состязания между людьми существовали во все времена – эти ночи с ни в чем не повинными случайными знакомыми из цикла я-покажу-этому-ублюдку-что-в-эту-маленькую-игру-могут-играть-двое, курортные романы по принципу ты-только-подожди-и-узнаешь-что-мне-на-тебя-наплевать… Но в большинстве случаев участниками таких оказываются одна женщина и двое мужчин – мужчина, которому она хочет навредить, и мужчина, которого она использует, чтобы навредить первому. Другие варианты крайне редки. Не слишком часто встретишь треугольник из одного мужчины и двух женщин. И еще реже эти женщины оказываются сестрами.
Ну, хорошо, допустим, между ними существует особая близость, истинное родство душ, просто умилительная женская дружба. Представим себе двух неразлучных сестер, противостоящих всему остальному миру. Предположим, что две оторванные от дома, одинокие девочки выросли, пестуя и лелея двойную печаль и ненависть. Что сделают эти двое, столкнувшись с живым воплощением того, что они более всего презирают, чему не доверяют, чего опасаются? Заставят заплатить этого болтливого, лживого ублюдка – да. Обмануть, дважды, трижды обмануть его; дергать его за нервы – да. Подцепить его на крючок, управлять им, запутать его, сбить с ног водить и водить его кругами – да и еще раз да. Но затащить его в постель и заниматься с ним любовью снова и снова,
Нет, Мадлен никогда не намеревалась спать со мной. Она сделала это потому, что – под влиянием момента – решила, что хочет этого. Затем она сообщила Люси, что это произошло всего раз или два. Но по мере того, как наши отношения углублялись – или, по крайней мере, продолжались – она обнаружила, что вынуждена лгать своей сестре – о том, как часто оставалась в моей квартире, о своих чувствах, о том, что происходит на самом деле, более или менее обо всем. Она обнаружила, что задерживается в Лондоне дольше, чем планировала; и что ей нравится компания, в которой она проводит время ожидания. (А ей действительно нужно было ждать? Ее квартира действительно так долго находилась в ремонте?) И где-то в разгар этих событий, совершенно случайно, она забыла, что должна ненавидеть меня, и время было упущено. Вот почему она и умчалась так стремительно, не откладывая отъезд ни на минуту.
А теперь, как все прочие смертные, она лжет сама себе.
А может быть, и нет. Может быть, я ошибаюсь. Геката обладала сердцем из застывшего яда, и даже если бы нашелся мужчина, способный растопить его, он бы неминуемо погиб, отравившись его испарениями. Может быть, проникающая в душу близость была для Мадлен просто психологической подготовкой перед последним пинком. И когда мы расставались, в глазах ее было раскаяние, а не любовь. Или не так?
И мои мысли опять закружились в водовороте. Уносясь в темный, глубокий омут.
Сейчас за окном уже прояснилось. Туман, в основном, уже вернулся назад, к реке. Масляные обогреватели наконец справились со своей задачей; они тихонько урчали, словно вели между собой странный разговор на чужом языке. Света стало больше, и я возвращаюсь к «Женскому постоянству».