– Нет. Да. Хорошо. Со мной все будет в порядке. Просто я немного… – Я прочистил горло.
Она состроила гримаску Грэму и сказала тихо:
– Джаспер жуткий зануда в том, что касается чая и всякого такого. Он слишком долго жил один.
Грэм пожал плечами и ответил покровительственным тоном:
– Нет ничего плохого в том, чтобы быть занудой. Почти все люди зануды. Это не самое страшное.
– Спасибо, ты прав, – откликнулся я.
К девяти утра мы все упаковали – поднимали вещи и перетаскивали их волоком, переворачивали и сооружали сложные построения из коробок, толкали и затягивали веревки, поднимали тюки и опускали их, ходили вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз по этим чертовым ступенькам. Почему у женщин всегда так много барахла? Зачем им все это нужно? Горы одежды и обуви, бесчисленные туфли, сумки, пакеты; а еще туалетный столик, и снова коробки с одеждой (на этих аккуратные этикетки: «хранить два года», «зима» или – самая невероятная – «ненужное»); а потом книжный шкаф и еще одно зеркало, завернутое в отвратительного коричневого цвета одеяло, которое все время норовило упасть на пол. А потом письменный стол. Проклятый письменный стол!
Единственный перерыв в этой утомительной суете выдался, когда мы ехали по городу в кабине переполненного грузовика, утопая по колено в культурном слое пакетиков из-под чипсов, упаковок от гамбургеров и оберток от шоколадок, великодушно оставленном нам предыдущими поколениями перевозчиков всякого дерьма.
Потом грузовик уехал, и остатки вещей мы доставили на новую квартиру на машине Люси. Было уже шесть вечера, когда мы наконец покончили с переездом.
В шесть тридцать девять я проснулся второй раз за этот день. И во второй раз подряд без всяких извинений и предупреждений нырнул с головой прямиком в die Scheisse.[26]
Похоже, я задремал под убаюкивающее урчание «рено», когда мы с Люси в последний раз отъехали от квартиры ее матери в Фулхэме; а разбудила меня, очевидно, внезапная тишина, наступившая, когда автомобиль остановился.
Естественно, я давно позабыл об опасности, связанной с возвращением в свою квартиру, и уже начал потихоньку мечтать о ночи с Люси в доме ее отца, в
Вообразите же мой ужас, когда я открыл сонные глаза, потянулся, собрался с силами и вдруг понял, что Люси припарковалась…
Мне оставалось только гордиться тем, что я не запаниковал. У меня ни один мускул на лице не дрогнул. Перед лицом надвигающейся катастрофы я широко зевнул и буркнул:
– Я, кажется, задремал. – потом выдержал небольшую паузу, прежде чем продолжить так же лениво и безразлично: – Эй, а зачем ты нас сюда привезла?
– Я хотела взять твои ключи, – ответила она. – Иначе завтра все будут на работе и ты не сможешь попасть в дом.
Я решил воспользоваться последним, ускользающим шансом: короткий одиночный забег через дорогу, звонок Роучу, спасительный голос из-за двери, преувеличенно радостный жест большим пальцем вверх – чтобы показать Люси, как все удачно складывается, стремительный подъем по лестнице, быстрое извлечение собственных ключей, стремительная проверка состояния квартиры, моментальный сбор нужной одежды и такой же торопливый спуск назад, к «рено», потом Люси жмет на газ, и мы отьезжаем… Но слишком поздно! Дверца машины со стороны водителя уже открылась, и внутрь проник холодный воздух.
– Все в порядке. – я постарался словами удержать ее на месте. – Я обернусь за пару секунд.
– Я могу пойти с тобой, – ответила она. – Тебе ведь нужно переодеться, если ты собираешься со мной пообедать.