Каллиграф

Все пути к отступлению были отрезаны.

Я опережал Люси на четыре шага. В конце холла меня ждала кухня: там должны быть бутылки – одна или две. Теоретически я вполне мог выпить их сам… в течение некоторого времени, конечно.

Она ступила на лестничную клетку перед моей дверью. Я шагнул в сторону, чтобы закрыть ей обзор. Кто бы мог подумать, что я буду участвовать в таком пошлом фарсе… Она положила сумку рядом с телефоном, слева от входа. Я оказался между ней и дверью, ведущей в спальню. Она распутывала шнур от мобильного телефона, зацепившийся за что-то внутри ее сумки. Я глянул на раковину умывальника.

– Что за день! – вздохнул я. – Должно быть, ты устала. Почему бы тебе не присесть, Люси? Я только переоденусь и быстренько приму душ, – я старался говорить легко и весело, чтобы в голосе не прозвучала нарастающая тревога. Мне нужно было войти в спальню и прикрыть за собой дверь.

Люси подняла голову и улыбнулась. В руке у нее был шнурок от телефона.

– Хорошо, давай. Только не торчи там два часа.

О, счастье, счастье! Она погрузилась в свои дела, сосредоточенно изучая какие-то функции телефона, а может проверяя сообщения. А потом прошла в гостиную. Неужели мне удастся выскользнуть из смертоносных челюстей поражения прямо в сладкие объятия победы?

Я развернулся и нырнул в спальню.

Я глубоко вздохнул, оглядываясь кругом. Что за бардак! Но времени не было. Единым движением я сгреб все разбросанные вещи и бросил на дно шкафа. Затем быстро застелил постель. После этого торопливо собрат все бокалы, бутылки – и пустые, и полупустые – чтобы отправить их в шкаф следом за вещами. Но именно в этот момент, когда я стоял с бутылками в руках, дверь за моей спиной скрипнула.

Я не успел даже обернуться, как Люси бросилась на меня. Я видел, как в глазах у нее закипают слезы. Я почувствовал ее ладонь на своем лице. Это нельзя было назвать честным ударом. Она попала в скулу. Я пошатнулся от неожиданности и упал спиной на кровать, все еще держа в руках бутылки. Яркие брызги французского красного вина веером разлетелись по белым ирландским простыням.

Прежде чем я смог встать, Люси уже повернулась спиной ко мне. Она покинула комнату, не оглянувшись, и яростно хлопнула входной дверью. Я слышал ее торопливые шаги по ступеням, вниз, до самой входной двери, которая с грохотом захлопнулась. А потом на мгновение воцарилась тишина, нарушенная шумом мотора.

Она уехала.

Я некоторое время лежал неподвижно.

Затем медленно поднялся, недоумевая, что случилось, и прошел в гостиную. Там на столе, перед окном, стояли две нераспечатанные бутылки вина – рядом с доской для игры в «скрэббл», на которой по-прежнему красовался кроссворд из непристойных слов. А под одной из бутылок лежала записка:

Джаспер/

Твои ключи под подушкой. Я купила вино, потому что все твое мы выпили. Правда, я хорошая девочка ? Твоя подружка показалась мне ужасной занудой – может, объяснишь ей, что в воскресенье утром надо валяться в постели? Я придумала для тебя слово из восьми букв, которое начинаюсь бы с «с» из слова cock [28]: как насчет connerie (это значит – faire une [29]). Ты получишь бонусные очки за использование всех букв.

Сесиль

Часть вторая

5. Неразборчивый

Ограбь, но не держи и дай уйти,
Я странствовал через тебя, и мне ль
Быть лишь твоим, поскольку ты верна?[30]

Как я и сказал Сесиль, когда я начал работать со стихами Джона Донна, я почти ничего о нем не знал – смутные представления и полузабытые факты – вот и все, чем я располагал. Я припоминал отдельные строчки: «Смерть, не гордись, что иногда тебя/ зовут непобедимой и ужасной…» (Священный сонет X); «…никогда не спрашивай, по ком звонит колокол; он звонит по тебе…» (Медитация XVII); «Человек – не остров…» (Медитация XVII). Но у меня как-то не находилось времени, чтобы внимательно читать его сочинения. И о жизни его я знал немного: лишь то, что он был современником Шекспира и под конец жизни стал настоятелем собора Святого Павла.