Каллиграфия (СИ)

Роза, бесспорно, не могла оставаться равнодушной к событиям, касавшимся хоть и не ее непосредственно, но всё ж бросающим тень на четвертый апартамент. Однако много более волновало ее отсутствие Елизаветы, одной из тех искренних и доброжелательных критиков, которые могли по достоинству оценить художественные ее работы. Вот уж третьи сутки от нее ни слуху ни духу! Поначалу думали обратиться к Донеро, но тот, услыхав скверные вести о Лизе, так разнервничался, что даже сломал грифель карандаша, которым чертил карту. Мирей упирала на то, что во всем виновато вино из Зачарованного нефа, и утверждала, будто с вином отыщется и россиянка. Но так как кагор исчез столь же бесследно, сколь и его обладательница, утверждение сие не могло считаться состоятельным. Даже «всевидящая» подзорная труба дала маху! Она указала около двадцати различных Елизавет Вяземских, которые не шли с Лизой ни в какое сравнение: то слишком худая, то чересчур полная, то нос кривой, то разрез глаз не тот.

— А ваша труба под землею искать умеет? — осторожно поинтересовалась у профессора Роза, не имея на уме ничего худого.

— Прикуси язык! — процедила Мирей, ущипнув ее за руку. — Что несешь, а?!

Донеро с тех пор пребывал в глубокой печали, и казалось, смысл жизни для него навеки утрачен. Лишиться любимой ученицы! Что ж, сперва она горевала по географу, теперь он по ней. Вполне закономерно.

— Я, — говорила Роза, шагая по яркому весеннему парку, — как раз начала пробовать абстракционизм. По ее наставлению, кстати! А она словно бы нарочно пропала! Подевалась невесть куда!

— Молись, чтобы из твоего «невесть куда» она воротилась живой и невредимой, — ворчала Мирей, грузно ступая рядом. Когда у нее портилось настроение, она всегда топала, как слон.

— Да уж буду, и не сомневайся! Мало того, что моя, не побоюсь этого слова, муза сгинула, так с весною еще и аллергия обострилась. Вот что сейчас цветет?

— Алыча, — без выражения произнесла Мирей.

— Апчхи!

— Пусть исполнятся твои желания! — таким же бесцветным тоном проговорила она, озвучив сие несуразное высказывание затем лишь, что так принято в Провансе. — Еще слива, по-моему… И вишня.

— А-апчхи!

— Любви тебе! — мрачно сказала француженка, искоса взглянув на Розу. — Ах да, и сирень, под окнами химической лаборатории.

— А-а-апчхи! — расчихалась Роза и полезла в карман за платком.

— Пусть дни твои длятся вечно… — совсем уж хмуро присовокупила Мирей.

— Как странно ты выражаешься, — прогнусавила художница, принявшись сморкаться.

— Отдаю дань традиции, ничего личного, — понурившись, буркнула та.

«Милая, добрая Франция! Как скучаю я без тебя! Без твоих песен, т в о и х абстракционистов и без моего Жана!» — с болью подумала она, ощутив, как подкатывает к горлу жгучая волна, а на глаза наворачиваются слезы.

* * *

У Морриса Дезастро день с утра выдался пренеприятнейший. Всё у него не клеилось: с подручными он повздорил, бутыль лучшего шампанского расколотил вдребезги, и, по последним сведениям, его незаменимого консильери застрелили на собственной шхуне при входе в порт Пиреи. Сидя в дорогом эбеновом кресле, он в бессильной ярости комкал полу своего пальто, и на лбу его пролегли морщины под стать американским каньонам.

Тот, кто топтался у двери, похоже, понятия не имел, что как раз в эту минуту Моррис целится дротиком в подвешенную на перекладине мишень для дартс, причем яблочко мишени располагалось точь-в-точь на той же высоте, что и нос известителя. Войди он мгновением раньше, и нос его расквасило бы немилосердно.

— Босс, босс! — стуча зубами, проговорил он.

— Ну, чего еще?! Если очередная паршивая новость, то не обессудь, коль физиономию раскрашу так, что мама родная не узнает, — пригрозил Моррис, покручивая в пальцах следующий дротик.

— О нет, босс! Никак нет! — заюлил тот. — К вам посетитель, босс!

— Вот заладил! Босс-босс-босс! Тащи его сюда, гром и молния! И перестань колотиться, как черепушка на шесту! Раздражает!

В кабинет немедленно ввалился упитанный субьект в темных очках и с натертой до блеска лысиной. Моррис вытаращился на него, точно на пришельца из преисподней.

— Где вас носило, уважаемый синьор Каско?! — приторно-учтиво справился он. — Или я не поручал вам очитываться о каждом вашем шаге?!

— Да дело в том, — промямлил лысый, — что один шаг мой, хм-хм, растянулся на довольно длительный период…

— Чушь! — взревел Дезастро, подлетев к нему голодным коршуном. — Вам на выбор была предоставлена любая форма отчетности, а вы ни стенограммы, ни электронного сообщения накарябать не потрудились! Да за такую расхлябанность у нас в карцер сажают!

— Виноват, виноват! — по-собачьи угодничая, пролаял Каско. — В будущем обещаю докладывать по два раза на дню.

— В будущем, — растягивая слова, проговорил Моррис, — мои ребята живо переломают вам ребра, поступи вы иначе. Ну, так что там у вас? Кимура раздавлен? Покоится на морском дне?

— Не совсем.

— Значит, разобран на составные части, как какая-нибудь игрушечная модель? Или… А, понимаю! Вы скормили его останки пираньям!

Лысый усиленно замотал головой.