Каллокаин

Между тем наш эксперимент застрял на мертвой точке. Жены и мужья всех наших испытуемых тут же обращались в полицию; мы ежедневно получали их доносы целыми пачками. А ведь скольких трудов стоило найти среди жертв-добровольцев женатых и замужних! Последний раз нам пришлось ждать целых три дня, пока их набралось несколько человек. Так что, когда наконец наступил мой свободный вечер, меня не тянуло ни к каким развлечениям и хотелось только одного – как можно раньше лечь спать. Дети были уже в постелях, горничная ушла; я завел будильник и начал раздеваться, как вдруг у двери раздался звонок.

Кадидья Каппори, вспомнил я. Теперь я уже проклинал свою дурацкую вежливость. Хуже всего было то, что, если не считать детей, я оказался дома один. Линде пришлось пойти на собрание комиссии по подготовке вечера в честь директрисы, управляющей городскими пищевыми трестами, которая собиралась уйти на пенсию.

Я открыл дверь. На пороге стояла рослая пожилая женщина с простым, грубым лицом.

– Соратник Лео Калль? – спросила она. – Я Кадидья Каппори. Вы были так любезны, что согласились уделить мне внимание.

– Очень сожалею, но я сейчас дома один и не могу принять вас, – ответил я. – Возможно, вы проделали долгий путь, и, право же, мне перед вами очень неудобно, но вы ведь сами знаете, как иногда бывает: человек подвергается провокации, а доказать свою невиновность не может, потому что у него нет свидетелей, а полиция по чистой случайности как раз на эту комнату не составила рапорта.

– Но я не сделаю вам ничего плохого, – сказала она просительно. – Уверяю вас, я пришла сюда с открытым сердцем.

– Я не имею в виду лично вас, но поймите: мы же с вами незнакомы. И я не знаю, что вы потом скажете обо мне. Боюсь, что мне все-таки придется попросить вас уйти.

Я нарочно говорил громко – на всякий случай, чтобы слышали соседи. Она, видимо, поняла это и предложила:

– Может быть, вы позовете кого-нибудь из соседей? Хотя, конечно, я предпочла бы поговорить с вами наедине.

Ну что ж, выход из положения был найден. Я позвонил в ближайшую дверь. Там жил врач, обслуживающий персонал столовых при экспериментальной лаборатории. Мы, собственно, не были знакомы, я только знал его в лицо, да еще слышал иногда, как бранится его жена – надо сказать, слишком громко для наших тонких стен. Он сам открыл дверь (как оказалось, тоже сидел дома один), и я изложил свою просьбу. Выражение недовольства, которое я заметил у него на лице в первый момент, исчезло, сменившись заинтересованностью. Он так быстро согласился, что я успел раскаяться в своей затее: у меня мелькнула мысль – не сговорились ли они заранее? Но если рассуждать трезво, это все-таки едва ли было возможно.

Мы вошли в спальню взрослых. Я торопливо закрыл приготовленную на ночь постель.

– Вы, разумеется, не знаете меня, – начала она. – Дело в том, что я жена Того Бахара из Службы жертв-добровольцев.

У меня упало сердце. Итак, это была одна из тех лояльных соратниц, что срывали мой эксперимент. Несомненно, она явилась, чтобы донести на мужа. Да, но почему именно сюда? Заподозрила что-то? Или ей показалось, что прийти и сообщить обо всем мне – начальнику ее мужа – будет как-то достойнее, нежели обращаться прямо в полицию? Но как бы то ни было, остановить ее я уже не мог.