Калтонхолл (СИ)

- Да, война - дело такое... добра не жди. Хотя, говаривают, кому-то она что мать родна.

- Не про нас то, уж точно... - со вздохом отозвался лавочник. - Ты с чем пожаловал-то, Гаст? Управитель за чем послал ко мне?

- Нет у меня больше управителя, старче. Ушел я от Нортонов! - удивил он.

- Это как же? И к кому теперича? Тканью-то, почитай, окромя них никто и не помышляет в Калтонхолле.

- А ни к кому, прочь я отсюдова подамся.

Феланий удивленно воззрился на гостя, но голос Гаста был предельно серьезным. Старик начал понимать, куда клонит его собеседник, и это ему не понравилось.

- Я с чем зашел-то, Феланий. - продолжил портной. - Знаю тебя давно, дружны были - вижу доброе сердце у тебя. Должок хочу отдать тебе сторицей.

- Это ж когда ты мне задолжать-то успел? - еще сильней удивился Феланий. - За тот раз, с ростовщиком что ль? И думать забудь, сполна ты отплатил.

- И за то тоже. Выручали вы с женой меня всегда, даже когда родичи отвернулись, вот и хочу отблагодарить. Завтра в вечер предлагаю тебе со мной бежать из города.

Правильно думал Феланий, куда ведет его посетитель, и посему лишь нахмурил тронутые сединой брови, запустил руку в бороду и молча укоризненно покачал головой. Но Гаст расценил его жест как знак неверия того в успех побега из окруженного нежитью города.

- Не наобум действую, старче! - убеждающе сказал он. - Уговор есть у меня с рыбаками из Маствилла, они меня в ночь заберут и до разливов сплавятся - а там все дороги наши. Ты умный человек, Феланий, понимаешь, поди, что не устоит Калтонхолл.

- Да как у тебя совести хватает, Гаст!? - рассерженно выкрикнул лавочник опешившему гостю. - Это ж надо - из собственного дома поджав хвост бежать! Измена это!

Не ожидал портной, что слова его настолько разозлят старика, но за словом в карман не полез:

- А ты не стыди меня! Сам не без греха - слыхал я, как ты старье всякое Ниветту втридорога продал, по его незнанью!

Феланий вспыхнул и вцепился пальцами в свой прилавок, но Гаст продолжил:

- И совесть моя чиста. Я на верность Аддерли не присягал и в бой за него идти не обязан. Что мать моя покойная, что я сам исправно в казну города монету на содержание войска платили, от себя отрывали. А как в нем нужда возникла - где оно, это войско? Империи его наместник отдал, даже не супротивляясь! А давеча сам с преступником связался - из темницы вытащил да к совету привлек. Мальчишки сказали - в сей час ходит он у южных ворот, указывает, важного строит! Так что, ежели кого изменником и называть - то самого Аддерли и его прихлебателей!

Здесь Феланий взорвался:

- Не смей доброе имя позорить, трус! Такие, как ты - хуже врагов! Пока живот набит - в рот хозяину смотрят, а чуть что - нож в спину воткнут! И родных, и друзей бросят, и совесть свою заодно!

Старик подумал о своей больной Элен, и от одной только мысли, что он вот так оставил бы ее в осажденном городе, вскипел пуще прежнего. Распалившись, он схватил первое, что попалось ему под руку - железные клещи - и вышел из-за прилавка прямо к Гасту:

- А ну, убирайся отсюда подобру-поздорову, погань шкурная! Чтоб духу твоего здеся не было! А не то, Небо свидетель, раскрою твою гнусную башку и в ответе не буду!

Гаст, не на шутку испугавшись разбушевавшегося невесть с чего соседа, отскочил к двери и выпалил:

- Да ты из ума выжил, старик! Сгинешь здесь с кошелкой своей, только и всего! - и со всех ног вылетел из лавки Фелания, хлопнув дверью.

Старый сапожник опустил клещи и подумал:

"Ишь, как оно бывает - сколько лет знаешь человека, а узнаешь вот так... Гнилой оказывается, нутром-то, даром что снаружи чист да лощен. И ведь говорит-то складно, ажник сам верит... Тьфу, мерзость! Такой мать продаст и глазом не моргнет!"

_______________________________________________________________________

Рабочий из доков Рыжий Роб проснулся на грязном матрасе в одной из комнат Калтонхоллской лечебницы, что при светлице. Пахло какими-то травами, перегаром, давно не мытым телом и дерьмом. Он пошевелился на койке, чутко прислушиваясь к собственному телу. Замотанную какой-то тряпкой кружащуюся голову пронзила сильная тупая боль слева, но все-таки терпимая. На затылке под повязкой обнаружилась шишка размером с полкулака и саднила левая бровь. Он оглядел свою правую руку, жутко изувеченную давеча в таверне Матильды, но вместо ужасающей раны, что была вчера, он увидел лишь рваный белесый шрам на месте перелома. Рука даже не болела, но ощущалась как не своя и плохо слушалась, Роб попытался сжать кулак, но пальцы лишь бессильно согнулись в его жалкое подобие.

"Гиббс, сволочь!" - подумал рабочий, осознавая, что остался калекой. - "Чума на тебя и дружков!"