Камбрия - навсегда!

— Так мы узнали о засаде. Наследник Хвикке — до гемота, ихнего народного собрания, он все еще не король — решил поймать наших союзников из Кередигиона. Отобрал из ополчения вояк похрабрее, присмотрел лощинку, куда те собрались наведаться за добычей. По бокам — лес, поперек дороги завалы приготовлены, деревья подсеченные… Все и случилось, как задумывал, только позади кередигионцев принц Рис шел. Со всей нашей конницей. Саксы окружили союзников, а за спиной следить забыли. Рис навалился на саксов сзади — сразу стали не вепри, а поросята: бегут и верещат. Молодой Хвикке на коня залезть успел, а удрать не сподобился. Вот и получилось — не стало у саксов ни короля, ни наследника. А от полутора тысяч самых сорвиголов несколько беглецов на тот берег прибежали. Что понарассказывали — не знаю, только Глостер затворил ворота, ополчение отступило дальше, на восток, да еще и на части развалилось: всяк норовит свой хутор прикрыть. А про мост забыли. Вот и выходит: не узнай мы о засаде, не видать нам моста, как своих ушей!

Немайн скосила вбок глаза. Вытянула уши вперед…

— Не видно, — пожаловалась. Дождалась улыбок, продолжила: — Все верно. А о засаде мы узнали благодаря вам. Так что к мосту добавьте и три сотни Клидоговых упрямцев: все согласились, что до подхода главных сил будут меня слушаться.

Теперь у нее было больше тысячи всадников — и дело нашлось всем. Иные пытаются задержать сбор ополчения, отвлекают саксов рейдами. Остальные, вместе с пехотой, превратились в кротов. Которым каждый вечер напоминают: ведро пота — капля крови. Твоя или товарища. Вокруг Глостера встали три лагеря — напротив каждых ворот. Между лагерями протянулся частокол в два ряда. Потом — рвы. С обеих сторон. За рвом — еще ров. В каждом лагере выросло по наблюдательной башне. Саксам внутри наверняка ясно: камбрийцы готовят долгую осаду. И хорошо.

Работа трудная и не совсем привычная, но понятная. Зачем рвы и частокол, ясно. Зачем колья, ясно. Зачем капканы-стрекала, тоже вполне понятно. И триболы, шипастые железные шары, нужны тоже. Скоро ополчение Хвикке оправится от потерь и явится на помощь городу. А ведь в одном городе не меньше тысячи воинов засело. Придется держать осаду снаружи и вести внутри. А решит все река: Глостеру не помочь, а гленцы получат все нужное. Раненых вывезут и даже подкрепления получат.

«Сида знает, что делает!» — таков был общий глас. Немногие скептики нашлись на военном совете.

— У них там припасов на три года! — заявил Окта. — Я знаю, я им сосед. И бывший союзник. Мне показывали.

— Поэтому я предлагаю сделать мангонель. Разобьем стены — и на приступ.

Понравилась принцу Рису мощная машина.

— Можно еще малыми машинами огонь кидать, — заметил Ивор. — Углей раскаленных в железную клетку насыпать… При полете еще и раздует.

Немайн слушала, подперев кулачком подбородок. Как добрая мать слушает лепет детей. Первой сестра заметила.

— Ты все уже решила!

— Не то чтоб решила. Мангонели построим. И перрье. И огонь метать хорошо. Но все забыли шутку, что случилась на Белтейн!

— Суд? Это когда ты римский ход в Кер-Мирддин создала?

— Не создала, нашла. Такой же должен и в Глостер вести. Римский стандарт. Если саксы озаботились найти, приставить стражу или засыпать — поставим мангонели. Советник у них был. Вот только вряд ли озаботился обороной.

— Да какая разница, как называть: нашла, создала… А почему не торопиться?

— А рвы? А стрекала? А камнемет? А те двести тысяч стрел, что нам привезли? Что, добру пропадать? Я жадная! Я подожду ополчение. Пусть придут. Пусть отведают. И когда они подожмут хвост и разбегутся — мы возьмем город.

— То есть нам заниматься внешней обороной?

— И внутренней тоже. Хороший гарнизон будет делать вылазки. А уж видя помощь — и плохой себя попробует! Полагаю, недели две на подготовку у нас есть. Давайте распределим работы…

Себе Немайн оставила город. То есть сходить туда раз-другой, «поднять настроение» защитникам.

Первый визит в подземелье показался обескураживающим: ход оканчивался стеной из слежавшейся земли. Немайн вскинула глаза вверх. Никаких признаков проседания свода. Зато на стене нацарапано: «FODITE». «Ройте».

— Будем рыть, — пожала сида плечами. — Ничего другого не остается. На всякий случай держите наготове клеть.

Ее немедленно оттерли. В благожелательность писавшего не верилось, а зря. Через несколько минут работы один из заступов стукнул о крышку сундука. Дренаж работал — и старинная вещь рассохлась, а не сгнила, сохранив внутри кусок пергамента.