Камбрийская сноровка

— Эмилий, что я вижу: римлянин, и пьет пиво! А я уже собирался приказать принести вина…

Магистр оффиций — то ли маленькой республики, то ли большой империи — оторвался от пенного напитка. Поменять настроение в комнате — дело нужное.

— Камбрийцы числят себя римлянами, а пиво хлещут… Кстати, от их домашнего, без хмеля да без угольной чистки, я и теперь нос отворочу. Лучше пить воду пополам с уксусом, чем сходную с мочой бурду. А это…

Рука поднимает высокую кружку — к льющейся из окна полосе света. Солнечные лучи легко пробивают тонкие стенки цвета морской волны, играют со спешащими кверху пузырьками. Пенная шапка играет, словно невиданный в Африке снег…

— Благородный напиток. Шипит, когда его наливают, пенится, как море в шторм. Живой, как море, как создавшая его страна. Я назвал бы его ячменным вином… Замечу, что и разум оно туманит не хуже вина, а разбавлять водой это — преступление. Камбрии угрожает пьянство!

— Для пьяниц искони есть фруктовое вино, — сказал Гулидиен, — оно еще крепче. И дешево.

— Вот уж чего нельзя пить!

— Тогда можно пить кофе… или просто воду. Очаг или несколько капель яблочного уксуса очистят воду от дряни, которую мы все наблюдали в увеличительное стекло патриарха. Как бы то ни было, лихорадок убавится. Сланцевые крыши покончат с большей частью крыс — им станет негде жить. С теми, что останутся, управятся лисята…

Вспомнил ушастых зверей — вспомнил и ту, что их привезла. Помрачнел.

— Она точно вернется? Короля Артура тоже ждали. Не то, чтобы я не верил. Просто — беспокоюсь.

Ждали. Не ждут.

Неужели — место занято? Местные легенды почти затянули святую и вечную… Хорошо, когда пришло время выбирать, она вырвалась из трясины. Только — не навсегда. На один шаг к берегу.

Эмилий кивнул.

— Вернется. Есть гарантия. Самая надежная из возможных.

— Какая?

Любому римлянину — ясно. Королю Пенде — тоже, улыбается в бороду. Гулидиен тоже поймет, сразу, как свои дети пойдут.

Свояки, зятья и сестры, даже мать — всех можно оставить. Но для сына ты захочешь наилучшей судьбы! Именно поэтому Немайн вернется — в Кер–Мирддин и в Кер–Сиди, именно поэтому она займется делами бескрайней Империи. Только…

— Она где–то ходит без охраны… Три девушки, младенец. А враги у нее есть!

Мерсиец беспокоится. Весьма любезно с его стороны.

— Месяц назад я бы сказал, что в этой стране ее пальцем не тронут, — сказал Гулидиен, — но после поджога — поостерегусь. Немайн сильный боец, и меч у нее волшебный, но ведь и прежних богов убивали! Навалятся кучей, и запеть может не успеть… Опять же, сильные духом и песню перенесут.

— Нам она навредить не хотела, — заметил Пенда, — а обидчикам захочет. Еще как.

Эмилий кивнул. Не просто захочет. Обрадуется! Она такое называет практическими испытаниями… Только не песни она проверять будет. Голос у святой и вечной — архангельский, но его истинная сила — в командах, разносящихся над битвой и в ободрении воинов. Зато странное устройство, которое августа собирала и доводила вечерами, исчезло вместе с ней. Если учесть, что ложе у штуковины отличается от ложа ручной баллисты разве качеством исполнения, нетрудно догадаться, что основным назначением хитрой машины является человекоубийство.

Так она и шагает где–то: на животе переноска с ребенком, на левом плече — сумка с припасами на недолгое путешествие, на правом, на широком ремне — смертоносное оружие. Враг сунется — протянет ноги.

Вслух Эмилий сказал понятное местным:

— Сами говорите: сида стоит армии. Враги у нее есть. И армии у ее врагов есть. Только — далеко. Не здесь. Потому…

Сказать: «не беспокойтесь» — язык почему–то не повернулся. Августа действительно не лжет. Оказывается, это заразно!

— Потому — беспокойтесь умеренно.

3

Хорошая обувь — хорошо!

Когда ступня маленькая, просто широких подошв мало. В землю не провалишься, но устанешь — ничуть не меньше. Только сегодня — испытание не только нового оружия. Новые сапоги — разносить бы понемногу, но — судьба проверить и их, и ноги разом. Супинатор, оказалось, можно сделать из кожи, толстую, в половину ладони подошву — тоже.

Немайн шагает быстро и широко, подошвы непривычно пружинят — и идти получается куда легче, чем всегда. Пожалуй, даже легче, чем босиком. Главное, ногу не подвернуть. По городу бегала — даже босиком ухитрялась вывихнуть. В такие дни возвращаться в Башню приходилось, словно убитой — на щите, пристроенном поверх копий стражи. Сегодня стражи не будет… зато сапоги плотно зашнурованы от тупых носов до верха голенища, жесткая кожа стягивает слишком гибкие для человека суставы.