Будучи отправлен с партиею казаков на реку Колыму, чтоб из устья ее проведать оный остров, и, приехав на устье помянутой реки апреля 18 дня 1724 года, хотел было он выйти в море, но увидел столько наносного великого льда, что никоим образом нельзя было надеяться свободного прохода. Тамошний промышленный человек Иван Вилегин подтвердил, между тем, общий об острове слух следующим известием.
Он, Вилегин, отправился с другим промышленным человеком, Григорием Санкиным, от устья впадающей по западную сторону Колымы в Ледовитое море реки Чукочьей, ездил в море по льду и нашел землю, только не мог знать, остров ли или матерая земля и есть ли на ней люди и лес.
За беспрестанными сильными ветрами и туманом невозможно было ему ездить вдаль по той земле, только приметил он на ней старые юрты и признаки, где прежде юрты стояли, а какие люди там жили, о том он не ведает. Та земля с устья Чукочьей реки в ясный день будто видна, а Чукочья река находится от Колымы расстоянием трех дней езды.
По его мнению, протянулась земля оная мимо реки Индигирки и Святого Носа до устья реки Яны, а с другой стороны простирается мимо Колымского устья до жилищ шелагов, которые суть род чукчей. Сие ему сказал шелагинский мужик Копай, к которому он ездил в 1723 году и взял с него ясак.
И на помянутую-де землю из Колымского, Чукочьего и из Индигирского устья для многих льдов на судах переправляться нельзя никакими мерами. Разве можно свободный проход иметь туда от жилищ шелагинских, потому что в бытность его там на море льда было немного.
На сем известии утвердился Амосов и пошел в судне подле берега на восток к жилищу Копаеву, куда он августа 7 дня и прибыл. Но море в том месте, где от Вилегина объявлен свободный проход, наполнено было многим наносным льдом, так что едва можно было ему идти подле берега. За стоящим по большей части противным ветром отложил он надежду о сыскании той земли и только старался, как бы ему возвратиться скорее на Колыму.
Понеже я застал упомянутого Амосова в Якутске, то я спрашивал его о точном положении бывшего тогда Копаева жилища и известился, что оное было на морском берегу верст с 200 от Колымского устья. Также он сказал, что против оного места лежит на море близко берега небольшой остров.
Но дабы главное намерение, для которого отправлен был Амосов, не осталось совсем втуне, то пошел он в начале следующей зимы для проведывания часто упомянутого Большого острова на нартах и о сем пути Якутской воеводской канцелярии в отписке объявил нижеследующее. Отправившись в намеренный путь из Нижнего Колымского зимовья ноября 3 дня 1724 года, нашел он на море остров или землю и оттуда 23 числа оного ж месяца возвратился назад на Колыму.
На той-де земле находятся старые земляные юрты, а какие в них люди жили и куда сошли, того неизвестно. Наконец, съестных припасов, также и корма для собак недоставало. Для сей причины невозможно ему было более что проведывать. Путь по льду был весьма труден, потому что море замерзло не гладко. Везде стояли великие льдины, и лед от выступающей морской соли был шероховат.
Сюда еще надлежат и некоторые, от оного Амосова мною полученные, словесные изъяснения, которые потому ж здесь присообщаю. То место, откуда пошел он с матерой земли до острова, было между Чукочьей и Алазеей реками. Езды до острова один день, и столько же будет обширность оного, ежели обходить вкруг. На нем каменные горы нарочитой [известной] высоты.
Сих с матерой земли видеть можно. Позади сего острова обретаются еще два, узкими морскими проливами отделенные, такие же гористые острова, только он на них не был и не знает, сколь они велики. Первый остров пуст. Звериный след присмотрен только диких оленей, для которых там растет мох, как обыкновенная их пища.
Старинные юрты деланы из приносного по морю дерева и землею обсыпаны. Если сие правда, то кажется, что прежние тамошние жители были юкагиры или чукчи, которые, может быть, ушли туда при первом овладении тамошних стран рек Индигирки, Алазеи и Колымы, а потом перешли опять на матерую землю.
Вышеописанного довольно ли или недовольно к подтверждению достоверности о предъявленном на Ледовитом море острове, однако не было больше никаких для сего дела отправлений. По моему мнению, не можно утвердиться ни на письменных, ни на словесных объявлениях упомянутого Амосова.
Ибо сомнительно, побужден ли он был к предприятию сего пути и к возобновлению для сей причины старого слуха охотою к учинению новых изобретений или паче другими причинами, до собственной корысти касающимися, а именно: чтоб быть командиром, с которым званием соединены разные прибытки, или бы торговать с тамошними языческими народами?