— Камилла, он недостоин тебя! Открой глаза. Это же просто пародия на мужчину, червяк.
Она усмехнулась.
— Пускай Ник пародия. Но я предпочитаю любить пародию, чем жить с нелюбимым оригиналом.
— Ты лжешь, — спокойно отозвался Кайс. — И сама знаешь это лучше меня. Тебя бесит моя прямота. Извини, но я привык добиваться своего. И могу смело заявить, что ты не любишь его. Будь моей, и я подарю тебе высшее блаженство, какое только способен мужчина доставить женщине.
— Уходи, Кайс, — повторила она настойчиво. — Уходи. Я не желаю тебя видеть.
— Хочешь, проведем эксперимент, — предложил Кайс. — Только обещай мне подумать, не отказывайся сразу.
— А после этого ты уйдешь?
— Даю слово.
— Хорошо. — Камилла, однако, не стала садиться и продолжала стоять.
— Мы можем разыграть похищение, — начал Кайс, глядя прямо в глаза своей собеседнице. — Ты переедешь в мой номер в «Арабскую башню». А твоему мужу я пришлю записку, будто выкрал тебя. И еще пригрожу: если он пойдет в полицию или вообще сообщит кому-то, его ждет смерть. На самом деле ничего такого не будет. Но ты увидишь, каков твой муж на самом деле. Даю голову на отсечение, что он отправится домой с этой Эмили. Да-да, на тебя ему будет наплевать. Своя шкура ему дороже.
— Он слишком хорошо знает, что здесь мы в полной безопасности. Эмили нам уже все уши прожужжала об этом.
— Да, верно, — согласился Кайс. — Но вот увидишь, он спасует при первых же трудностях.
— Мне не нравится, как ты рассуждаешь о Нике. Но давай вернемся к нашему пари. Итак, я уезжаю с тобой в «Арабскую башню». Ты считаешь меня дурой? Извини, но с прошлой нашей встречи я поумнела, весьма поумнела.
— Тебя никто не тронет пальцем, — отрезал Кайс. — Никто. И я в том числе. Даю слово. В отличие от Запада на Востоке честное слово имеет большую цену, чем любая бумажка.
— Хорошо, а дальше что?
— А дальше мы просто будем следить за развитием событий.
В этот момент раздался звонок. Три раза. И телефон замолчал.
— Твой муж спускается, — сказал Кайс, вставая с кровати. — До встречи. Подумай о моем предложении. Ты ничего не теряешь. — И он исчез в дверном проеме.
У Камиллы голова шла кругом. Поверить ему? Неужели Ник и вправду изменяет ей с Эмили?
— О! Ты уже встала? — войдя в комнату, бодро произнес Ник. — Не хотел тебя будить. Как отдохнула?
— Где ты был? — не отвечая на поставленный вопрос, грозно проговорила Камилла.
Ник удивленно посмотрел на нее.
— Внизу, а что?
Кто знает, можно ли верить Кайсу, подумала Камилла. Ведь он мог проследить за Ником в любой точке отеля: и в номере Эмили, и в холле, и в ресторане. Этот араб не так прост, как кажется. Все может быть подстроено. Ему лишь бы получить свое, а для достижения цели все средства хороши. Нет, не нужно устраивать сцен прежде времени.
— Просто я уже около тридцати минут одна.
— Ревнуешь меня к Эмили?
— Я этого не сказала, — заметила Камилла.
— Не сказала, но подумала. — Ник не был похож на себя. Обычно мягкий, податливый, он выглядел агрессивным. — Можешь обвинять меня в чем угодно. Я чист.
Камилла глазам своим не верила. С чего это он так разошелся?
— Я тебя ни в чем не обвиняю. Какая ревность? Я даже не заикнулась об Эмили. Ты сам сказал, сам завелся.
Ник, похоже, опомнился.
— Извини, я не хотел, — сказал он. — Не знаю, что на меня нашло. Это, видимо, солнце так действует.
— Может, и солнце, — примирительно вздохнула Камилла, опускаясь в кресло. — Хочу мороженого.
Ник воспринял эту фразу, скорее мысль вслух, как руководство к действию и, задумчиво, с какой-то невыразимой тоской посмотрев на жену, сказал:
— Сейчас принесу.
Вечер прошел сумрачно. Камилла отказалась куда бы то ни было идти. Ей всюду мерещилась слежка и выходить из номера не хотелось. Ник чувствовал себя виноватым и, по всей видимости, восприняв отказ как упрек себе, решил остаться с женой. Оба молчали. Камилла принялась вязать из купленных накануне замечательных ниток свитер, а Ник, взяв книгу в руки, лег на кровать. Оторвав несколько раз глаза от вязанья, она заметила, что Ник отводит взгляд. Быстро, суетливо. Делает вид, что смотрит вовсе не на нее, а в сторону. Что-то случилось с ним, что-то беспокоит, но он боится сказать, боится поделиться. Вместе с тем в глазах его теплится жалость. Неприятное сочувствие убийцы, опускающего бездыханный труп на землю и только теперь заметившего, что жертва была хороша собой. Так обычно сочувствуют люди, которые уже совершили нечто предосудительное, но теперь терзающиеся муками совести.
— Пройдись, — предложила Камилла мужу. — Развейся, что-то ты не в духе. А я посижу одна.
— Нет, — возразил Ник. — Что мне там одному делать?
— Зайди за Эмили.
— Она, кажется, собиралась поработать.
— Позвони и узнай.
Ник заколебался. Рассказ Кайса не требовал лучшего подтверждения. В глазах Ника заметались, борясь друг с другом, желание и долг. Он знал, что как муж должен остаться, но… Эмили манила, звала. И он решился.
— Ладно, позвоню. Если ты не против.
— Нет.