Камень ангела

Он вернулся к органу, нажал на педаль и сыграл ноту.

— Спой ее, — велел он мальчику, и тот в точности воспроизвел резкий звук органа.

— Саймон! — сказала мать и пропела ему эту ноту, и тогда он ей спел.

Регент начал наигрывать сначала простенькие фразы, затем более сложные, и каждый раз мальчик их повторял, и ноты, которые он брал, попадали точно, как стрелы, в ноты, сыгранные Робертом Ли. Звуки забирались все выше и выше, и когда прозвучала заключительная, задрожавшая нота, она, казалось, осветила всю церковь. Это было поразительно. Настоятель только раз в жизни слышал нечто подобное — когда в большом соборе Рима пел кастрат. Регент перестал играть и откинулся на спинку стула, лицо его выражало томление. Мать мальчика стояла, прижав руку ко рту, и слезы выступили у нее на глазах. Никто не произнес ни звука.

— Ну что же, я думаю, мы определили, что мальчик умеет петь, — констатировал настоятель.

Никто ему не ответил. Регент отошел от органа и смотрел на мальчика, который все еще шевелил пальцами, словно играл на невидимой свирели. Да, мальчик, несомненно, дурачок. А его мать — потаскушка. Но какой дар! Настоятель не впервые подивился таинственным путям Господним. Покачав головой, он обратился к женщине:

— Может быть, вам бы лучше представить его директору.

Мать мальчика, все еще не отнимавшая руку ото рта, кивнула; глаза ее были влажными от непролившихся слез.

— Погодите-ка минутку, — вмешался регент. — То, что мальчик умеет петь, не означает, что его смогут принять в школу.

— А почему бы и нет? — возразил настоятель, хотя он не хуже регента знал, что директора школы не интересует музыка.

Регент слегка запинался, подыскивая слова.

— Это бесплатная школа, не так ли? — сказал настоятель.

— Да, но…

— Ну и все. Ступайте за директором.

Роберт Ли открыл было рот, чтобы возразить, но потом передумал и поспешил из церкви. Настоятель смотрел на женщину с сыном. Мать поймала мальчика за руки и усадила рядом с собой. Они смотрели друг на друга, словно безмолвно беседуя. «Интересно, что подсказало ей привести сюда мальчика?» — подумал настоятель. Он откашлялся.

— Вы служите в одном из трактиров на Лонг Миллгейт, не так ли?

Женщина кивнула, не глядя на него.

— Там вы и живете?

— Да, сэр, — ответила женщина. — Но трактир закрыли пуритане.

Настоятелю показалось, что он понял. У этой женщины нет больше средств, чтобы содержать сына. Он слышал о том, что закрыли этот трактир, — еще один незаконный поступок этого пуританского проповедника, который так яростно возражает против музыки в церкви. Настоятель слегка скривил губы. Он сам был пламенным приверженцем музыки. Музыка — та точка, в которой пересекаются сферы Небес и земли, единственное из всего созданного человеком, что благодаря своей математической точности и красоте возвышает его до Небес. Но настоятель понимал, что, порекомендовав этого мальчика в школу, он спровоцирует и членов церковной коллегии, и пуритан. Он наклонился к женщине.

— Сколько лет вашему сыну, миссис?

— Почти тринадцать, — ответила женщина тихим голосом, который тоже звучал по-своему мелодично.

Настоятель хотел спросить, что у нее за акцент, но в эту минуту послышался голос директора школы.

— Я уже говорил, что школе не нужны новые ученики!

На лице Джорджа Стэрсейкера в оспинах было весьма воинственное выражение. При виде настоятеля он сдержался и только сердито нахмурился.

— Что тут происходит? — осведомился он.

— У нас есть для вас новый ученик, — ответил настоятель. — Который умеет петь, — добавил он.

Директор перевел злобный взгляд на открытое, ничего не выражавшее лицо Саймона и на одежду его матери.

— У нас нет мест, — возразил он.

Настоятель приподнял бровь.

— С каких это пор? — спросил он с сомнением в голосе.

— С тех пор, как стало туго с финансами, — вот с каких, — отрезал директор.

— Каждый учитель, — процитировал настоятель устав школы, — должен бесплатно, не делая различий, обучать каждого ребенка, поступившего в эту школу — без денег или прочего вознаграждения.

Директор метнул на настоятеля такой взгляд, что, казалось, ему хочется ударить последнего.

— Ни один ученик не платит за то, чтобы поступить в нашу школу, — сказал он. — С другой стороны, школа зависит от богатых благодетелей. Мы не можем принимать бедняков.

— Ангелы сыграют еще? — спросил мальчик шепотом, и настоятель пристально на него взглянул, но тут мать прижала к его губам палец.

— Директор может выбрать двух самых бедных учеников, чтобы они вели журнал и убирали школу, — заметил настоятель.

Директор проигнорировал его слова.

— Сколько лет мальчику? — осведомился он, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Ему будет тринадцать после Рождества, — ответила женщина.

— Тринадцать, — повторил директор. — А он умеет читать или писать? Может быть, он знает латынь? Нет? Превосходно. Мальчик тринадцати лет, который и так уже слишком большой, чтобы поступать в школу, не умеет ни читать, ни писать. И, по-видимому, без всяких средств к существованию. Великолепно!

— Если — если бы вы только услышали, как этот мальчик поет, — вмешался регент, но директор перебил его.