Мать присела рядом. Она гладила его по волосам и шепотом рассказывала историю о Белке и Лесном Принце, которого может одолеть лишь цыган. И Саймон вспомнил, как поймал белку, и они ее съели, и как это было хорошо. Потом мама спела ему своим тихим нежным голосом песню о последнем цыгане, а когда ей показалось, что сын уснул, на цыпочках вышла из мансарды.
Как только она ушла, Саймон сел на постели. Его окружала кромешная тьма, не имевшая ничего общего с темнотой леса или поля. Он осторожно вытянул руку и на ощупь обошел стены комнаты, чтобы познать темноту пальцами. Он ощупал все коробки, пока не нашел яблоки. Они были коричневатые, подгнившие — последний осенний урожай — и годились только на сидр или маринование. Миссис Баттеруорт сказала, что он не должен их трогать, но Сьюзен позволила ему съесть парочку, если захочется. Сейчас он съел одно, вместе с горьковатой коричневой мякотью, сердцевиной и хвостиком, ничего не оставив. Потом он начал рассматривать покатую крышу и окошко, которое Сьюзен заткнула тряпками. Однако в комнату все равно проникал холодный ветер, а также городской шум, который, по-видимому, никогда не затихал. Он слышал, как ночной сторож звенит своими колокольчиками, отмечая время; как разгружают баржи и проходят люди, везя бочки с нечистотами, чтобы опорожнить их в реку; как ржут лошади; хрюкают и визжат свиньи; лают собаки и горланят песни припозднившиеся пьяницы.
Где-то, за всеми этими звуками, призывно шумел лес. Можно было выбраться через окно и сбежать по крышам домов — туда, к деревьям. Но он бы никогда не ушел без матери.
Он замерз, и у него не было свечи. Саймон осторожно подошел к двери и дотронулся до нее кончиками пальцев. Она открылась со скрипом, и он на минуту замер, затаив дыхание. Даже на таком расстоянии он слышал громкий храп Сьюзен и кашель миссис Баттеруорт, доносившийся с нижней площадки. У нее была своя комната с очагом, в которой она жила одна. На том же этаже располагались две комнаты для гостей. Под ними были кухня с маленьким погребом и пивной зал.
Саймон спустился по лестнице, припоминая, где располагались сгнившие ступеньки. Он научился бесшумно передвигаться в лесу, где были волки, медведи и охотники, и красться так, чтобы не хрустнула ни одна ветка. Сейчас он стоял за дверью матери, прислушиваясь к храпу Сьюзен. Ему очень хотелось улечься рядом с мамой, но поскольку Сьюзен спала в той же постели, то вряд ли бы это ей понравилось. Вместо этого он прижал к двери пальцы и тихонько соскользнул на пол. Утром его нашла мать — он привалился к двери, замерзший, с онемевшими руками и ногами. Она долго отогревала его в своих объятиях. Сьюзен чуть не растянулась, споткнувшись о них обоих.
— Что это такое? — спросила она, но Мари ничего не ответила.
Сьюзен прошла мимо них, что-то бормоча себе под нос. Она вернулась с тазом, наполненным водой.
— Лучше умойтесь-ка и приведите себя в порядок, — посоветовала она. — Сегодня миссис Баттеруорт идет в суд, так что дом остается на нас.
5
Миссис Баттеруорт сняла башмаки с фламандского ткача, все еще лежавшего на полу пивной, и протянула их Саймону.
— Они тебе пригодятся, — сказала она.
Саймон удивленно рассматривал ботинки, не понимая, как их надеть, пока она не фыркнула от возмущения.
— Вы только посмотрите на этого недотепу! Их надевают на ноги, а не на руки!
Саймон никогда в жизни не носил обувь, и ступни ног у него были жесткие, как подошва. Но он надел эти башмаки и неуклюже подошел к Сьюзен.
— Не обращай на нее внимания, — шепнула Сьюзен. — Ее только что оштрафовали. «За то, что в доме разгул», — так они сказали. Она будет не в духе всю неделю. — И добавила для матери Саймона: — Говорят, настоятеля выдворили из здания. Каждый раз, как он появляется, происходит мятеж.
По-видимому, ее слова удивили Мари.
— Но разве он не отвечает за церковь и школу? — спросила она. — Как же люди могут его выдворить?
— Предполагается, что отвечает, — сказала Сьюзен, поднимая бочонок. — Но он слишком занят своими заклинаниями и чарами. Продает душу дьяволу. Говорят, ему больше ста лет. Я не обращаю никакого внимания на эти слухи, но…
Саймон больше ничего не слышал. Он пытался справиться со своими башмаками на деревянной подошве, которые решительно не хотели идти в ту же сторону, что его ноги.
Миссис Баттеруорт, как обычно, разносила эль. Ее раскатистый смех звенел в зале, но на кухне она, как и предсказывала Сьюзен, была мрачнее тучи и уже дважды угостила Саймона оплеухами.
Она накричала на него за то, что он забыл принести бочонки из погреба. Потом, пока он тащил их наверх, пригорели ячменные зерна, которые жарились во флигеле, и она снова разоралась.
— Пошевеливайся! — гремела она, и Саймон стоял, не понимая, что значит «пошевеливаться».
Она говорила и другие вещи, которые он не понимал, например: «Придержи своих лошадей», когда он пробегал мимо нее во двор. Саймон озирался вокруг, но не видел никаких лошадей.