Камень ацтеков

— Ты дурак, Питер Баррет. Близ побережья Веракруса черными ящерицами называют жирных бурых крокодилов. Видишь, как раз одна такая «ящерица» поджидает в реке добычу?

Англичанин вскинул ружье. Грохот разогнал пестрых птичек побережья.

— Попал прямо в глаз.

Крупная рептилия быстро ушла на дно, Ланда не успел разглядеть, была ли она ранена.

— Иди в воду, Эрнандо, и быстро плыви на тот берег. Я пристрелю любого крокодила.

— Для начала перезаряди ружье. Молю Святую Деву, чтобы крокодил оказался только один, а твоя меткость тебе не изменила.

Ланда забрал второе ружье, прихватил с собою припасы и боязливо вошел в воду.

— Тут мелко, но скользко. По ту сторону нет дороги.

— Вперед, нам некуда отступать.

— В кустах кто-то сидит.

— Должно быть, это местная дикая кошка, которую называют оцелот…

На ветках кричали обезьянки саймири, среди листьев мелькали их покрытые белой шерсткой животы. Ланда почти перебрался через реку, но вдруг в панике шарахнулся в сторону — мимо него, рассекая зеленую воду треугольной головой, вальяжно проплыла крупная змея.

— Она, должно быть, не очень ядовита, — успокоил его Баррет.

Ланда грязно выругался, выбрался на более-менее сухое место и с мрачным видом зарядил ружье.

— Иди сюда, Питер. Теперь моя очередь стрелять по крокодилам.

Баррет без особого энтузиазма вступил в воду, каждый миг ожидая пули в грудь. Течение оказалось слабое, пахло гнилью и неизвестными цветами.

— Тут можно неплохо идти вброд. Воды по пояс.

— Поторапливайся.

Мелкая обезьянка в кроне истошно завопила и тут же притихла — скорее всего ее схватил какой-нибудь хищник. Ланда щурился так, как будто старательно брал на прицел самого Баррета.

— Хватит, — буркнул англичанин. — Хватит, я уже перебрался на нужную сторону. Ты держался молодцом, а теперь опусти ружье, Эрнандо.

Пауза затянулась, потом де Ланда медленно и нехотя убрал с сошки свой мушкет. Гримаса безумия уже исчезла с его физиономии.

— В этом проклятом аду в голову лезут странные мысли.

— Ерунда. Гони мысли прочь, кастилец. Лишнее воображение только вредит в тех делах, где нужна одна лишь только сноровка…

— Все пожирают друг друга — удавы давят крыс, оцелоты рвут удавов и тех же самых крыс, а на закуску питаются обезьянами.

— Я тоже не против подкрепиться.

Ланда вскинул ружье и разрядил его куда-то в гущу листвы.

— Не знаю, что это за зверь, но он немного похож на дикую свинью, только поменьше [14]. Зажарим его и съедим. Мне надоели сухари.

Англичанин опробовал лезвие ножа на голенище.

— Нужно очистить тушу от шерсти и блох.

Убитый зверек походил на пушистого поросенка. Баррет перерезал добыче горло и выпустил кровь (ее тут же обсели мухи), потом рассек шкуру от ануса до шеи, выбросил прямую кишку, часть трахеи и внутренности.

— Ты прирожденный свежевальщик, — насмешливо заявил Эрнандо.

— Молчи или делай грязную работу сам.

— Я устал.

Вид у Ланды и впрямь был неважный. Куда-то исчез весь его апломб, глаза ввалились и глядели тускло. Он сумрачно рассматривал насаженные на колышки куски мяса.

— Костер горит слишком слабо.

— Какого дьявола, приятель! Ты сам видишь, как здесь сыро — мокрая земля или грязная вода внизу, свежие ветки вместо топлива, а небеса то и дело сыплют дождем.

— Слишком слабо горит костер.

— Перестань повторять одно и то же.

Баррет подбросил в огонь ветку посуше. Неряшливый клуб дыма расползался во все стороны, пробиваясь сквозь зелень к небу.

Ланда, не отвечая, снял кусок мяса с костра, вцепился в него зубами и складным ножом отрезал то, что не поместилось в рот.

— Не хватает соли, а в общем, сносно.

Он прожевал свой кусок и вдруг согнулся в приступе мучительной рвоты.

— Питер, собака, ты меня отравил.

Ошеломленный Баррет покачал головой.

— Ну нет. Такие шутки с отравой не в моем вкусе — пуля гораздо удобнее и вернее.

Ланда то ли поверил, тот ли нет — он скорчился, обхватил колени руками и больше не смотрел на сообщника. Смеркалось. Стая насекомых слетелась на свет костра, плясала рваным облаком и соперничала с дымом.

— Мне плохо. Я болен.

Баррет уже понял, что с испанцем происходит неладное — глаза Ланды неестественно блестели, сухая кожа лица пылала.

— Эге, у тебя жар и озноб.

— Это уж точно — мне то холодно, то кажется, будто внутри черепа разожгли костер. Так странно, Питер, — яркий костер горит внутри меня, и огонь неугасимый обжигает, но не убивает и не согревает…

— О черт! Снова жевал листья?

— Нет. Мой запас кончился еще в Веракрусе.

— Значит, у тебя лихорадка — болезнь, которая происходит от болотной вони. — Баррет сумрачно оглядел испанца. — Ты чертовски похож на покойника, Эрнандо. Не стану скрывать, ты чертовски на него похож.

Ланда скорчился, устроившись подальше от сообщника, и закутался в плащ — несмотря на теплый воздух тропиков и жар наконец-то разгоревшегося огня, его опять колотил сильный озноб.

Свежие ветви шипели, корчились, и потревоженный влагой огонь метал острые искры во все стороны.

— Господи, скорее бы кончился этот проклятый лес… Не подходи ко мне, Питер! Слышишь? Ты что-то задумал, какую-то подлость. Не смей подходить!