Камень ацтеков

Стояло затишье, ветра не было, запах речной воды смешивался с дымом костра. Из леса доносились подозрительные звуки, но Ланда даже не обернулся на них — его зрачки оставались прикованными к англичанину.

— Да больно ты мне нужен, — хмуро отозвался Баррет. — Я тебя пальцем не трону. Пройдусь немного и устроюсь на ночь в другом месте, покуда еще не совсем стемнело.

— Решил меня бросить?

— Ага. Отдай-ка мне карту.

— Не отдам.

— Ладно. Я сам ее заберу.

Баррет вытряхнул содержимое мешка Ланды прямо на зыбкую почву и принялся по одному перебирать предметы.

— Я не злопамятен, поэтому оставлю нож и половину сухарей…

— Не смей трогать карту.

— Да брось, Эрнандо, ты ведь уже труп, который пока еще дышит, но скоро начнет гнить… Ага, вот она, моя карта. Я забираю ее. Не поминай лихом, друг.

— Питер! Ты не можешь так поступить.

— Не ори. Приманишь раньше времени хищников.

— Признаю, у тебя есть причины злиться, я тебя шантажировал. Но кто выручил тебя в море, кто врал, чтобы тебя не повесили заодно с матросами «Альбатроса», а кто вытащил тебя из крепости Сан-Хуан?

— Что было, то прошло.

Ланду, по-видимому, тошнило. Когда он заговорил снова, голос хрипло доносился из-за завесы дыма.

— Так ты не останешься?

— Нет.

Баррет собрал оружие, аккуратно проверил и сунул пистолеты за пояс. Ланда скорчился на земле.

— Тогда лучше убей меня сразу. Не хочу умирать один в лесу.

— Ладно, убью, если хочешь.

— Ты сразу так задумал? Тогда зачем тянул?

— Сам не знаю. Чудно ты сейчас выглядишь…

Баррет лгал, в эту минуту он смотрел мимо испанца — на едва не забытую у костра волшебную кружку. Она отливала глубокой угольной чернотой.

— Может, все-таки договоримся миром? — неуверенно попросил де Ланда. — Давай я увеличу твою долю, охотно отдам тебе даже половину.

— Ого!

— Пожалуйста, вытащи меня.

— Ты только что скулил о другом — о желанной смерти.

— Лихорадка отпустила. Мне стало гораздо легче — честное слово, очень даже легко. Думаю, завтра сумею встать на ноги и идти понемногу.

«Бедняга врет, — мрачно решил в душе Баррет. — Жар у него еще держится и будет держаться до рассвета, потом наступит ложное выздоровление и второй приступ, а третьего он попросту не перенесет. Оставаться на месте с умирающим глупо, а нести его на себе — тяжело и бесполезно».

— Мы сумеем добраться до миссии, — голос Ланды звучал откровенно заискивающе. — Там должен быть врач-монах, это сведущий человек. Я помогу отыскать дорогу, без меня ты наверняка заблудишься…

Баррет ухмыльнулся.

— Так ты меня не убьешь, Питер? — неуверенно спросил испанец.

— Нет. Только слушай внимательно. Первое: из добычи получишь ровно четверть — как раз столько, сколько ты предлагал мне в Картахене. Второе — я попробую помочь тебе выкарабкаться. Но ни за что не стану клясться, что, мол, сумею спасти. Очень может быть, что это попросту невозможно.

— Я согласен.

Ланда затих, видимо, не решаясь поверить удаче.

— Эй, ты, Эрнандо! Далеко она, миссия, и тот твой врач-монашек?

— Близко. Всего один день пути.

— Сегодня переночуем на месте. Завтра оставим здесь часть вещей. Я возьму только немного еды, тебя на спину и оружие. Если и к новому вечеру тоже ничего не изменится, следующей ночи ты уже не переживешь.

Ланда беззвучно молился, губы его часто шевелились.

— Если я не погибну, то никогда не забуду твоей доброты, — мрачно-двусмысленно пообещал он.

— Ничего, жизнь длинная, сочтемся.

Они на время прекратили разговор — мрачный Баррет взял в руки волшебную кружку, которая уже посерела. Жар у Ланды немного отступил, по вискам испанца стекали крупные капли пота. Тем временем стемнело совершенно, лес, казалось, придвинулся, наполненный осторожной жизнью, смутной, но неотвратимой угрозой.

— Господи, как мне плохо. Чужой бог, демон этой земли, скоро явился за моею душой, — пробормотал испанец.

Ланда тяжело дышал, Баррет видел, как у измученного испанца ходят туда-сюда прикрытые рваной одеждой ребра.

— Бред.

— Нет, не бред. Мне так страшно. Я продал свою душу еще в Картахене.

— Неужто отыскался покупатель на этакое барахло?

— Не смей насмехаться! А то я буду молчать, и ты ничего не узнаешь.

— Ладно, не обижайся. Только рассказывай покороче.

Де Ланда вытер рукавом прозрачные капли, которые в изобилии текли по лбу.

— Все случилось так глупо… Я был пьян. А может быть, влюблен — я сейчас и сам не помню. Меня позвала в кабак тогдашняя любовница…

— Сармиенто?

— О нет! Не она, а совсем другая женщина. Еще я помню, что играл в карты и проигрался в пух и прах, как это обычно бывает…

— Тогда чего ты корчишься от страха?

— Я еще не кончил историю. Тот парень, с которым я связался, не соглашался ждать. У нас не принято за долги продавать в рабство, как это делают в Порт-Ройале, зато можно легко получить кинжалом в живот.

— И как ты выпутался?

— Взял в долг у ростовщика с паршивой репутацией. Много, под большой процент, на очень большой срок.

— У всех ростовщиков репутация не очень-то.

— Говорили, будто тех, кто не платит этому, забирает демон. Точнее, бог. Бог индейцев, Миктлантекутли. Старик каким-то образом спутался с индейским богом.

— Что?!