Камень Грёз

«Огонь», – думала она. И ей казалось, что ручной огонь очага лижет пол, сбегает по лестнице, отрезая им путь к спасению. Дар Ши щипал ей горло, а когда она закрывала глаза, вокруг была мгла. И брат ее бродил тоже в этом тумане, и оба они боялись чего-то безымянного.

Отец бы позвал их назад, но его не было с ними, и они не были знакомы с этим местом.

– Мев, – это был Донал. Его мозолистая рука нежно прикоснулась к ее пальцам. – Келли.

И они снова вернулись в зал, в серые каменные стены. Рядом были Мурна и Донал. Мать спала в своем кресле, и Леннон клевал носом под ровный шум дождя по крыше у них над головой. Все было как в ту ночь, в последнюю ночь – страшный дождь, когда их отец лежал в постели.

– Леннон, – сказала Мурна. – Сыграй, сыграй нам.

Арфист приподнял голову, несмотря на усталость, установил арфу, на которую облокачивался, и пустил свои пальцы бродить по струнам, извлекая из них светлую музыку, нежную и печальную, под аккомпанемент дождя.

«Это песня Ши», – подумала Мев, и, пока двигались пальцы арфиста, зал словно погрузился в волшебство.

Но стоило оборваться песне, и тишина показалась еще мрачнее и тяжелее, чем прежде.

Временами Мев казалось, что она слышит лошадей и свист стрел – эти звуки были знакомы ей лишь по учениям, но затем последовали хриплые крики. Она слышала лязг металла и вдыхала запах железа, отравлявшего воздух. Она опустила голову на руки, но звуки ее не оставляли.

И все же ненадолго к ней пришел настоящий сон. Донал обнимал ее и Келли – так она и отдохнула, прильнув к его груди, и Мурна сидела рядом с ними.

Свет начал меркнуть. Ее день был теперь не длиннее смертного, тогда как ночи казались бесконечными, а эта будет длиннее всех. Солнце вставало в смертном мире. Двигались войска. Берега Аргиада покрывала мгла.

Но Финела в неутомимых поисках лишь перепрыгивала из этого мира в иной.

И в водах Керберна она нашла его – тихое создание, зловеще прятавшееся в тени.

– Выходи, – промолвила Арафель в лучах смертного рассвета; оно кинулось в Элд, меняя форму, но Финела была быстрее. Оно снова, дрожа, вернулось в смертный мир и забилось меж скал, где пряталось до этого.

– Отчаяние твое имя, – промолвила Арафель. – Андохас. – И она выхватила со свистом меч из ножен, и воды содрогнулись. – Ты вторгся в мои владения, слышишь меня?

Тварь отпрянула дальше. Два бледных глаза поблескивали лунным светом под водой.

– Где он, фиатас?

Лунные глаза всплыли. И бледное лицо рассекло поверхность воды. Воздух задрожал от воя.

– Я предупреждаю, я лишь предупреждаю, Дина Ши.

– Злобная, гнусная тварь! Госпожа Смерть терпелива! Я – нет, по крайней мере, не жди терпения от меня сегодня… Андохас. Отвечай мне!

– Он бежал, бежал, бежал. Другая жизнь закончилась. – И Бан Ши нырнула в эльфийскую ночь; но Финела не потеряла ее.

– Куда? – спросила Арафель.

– Темен мне, темен его путь. Смерть потеряла его. – И Бан Ши, став странной бледной рыбой, еще глубже нырнула в темные владения Смерти, оставив на поверхности Керберна лишь рябь. И в те пределы Финела не осмеливалась вступать непрошенно.

– Люди, – прошептал далекий голос, – люди предали тебя, Арафель, Аовель, чье имя Радость. Аовель. Аовель – радость и смерть… о, Арафель, Арафель, Арафель…

– Нет, – промолвила она так же тихо. – Нет. Ты не получил его. Сюда, Далъет, ко мне, приди ко мне, Далъет, мой брат.

И шепот ее полетел, скользя сквозь туманы и призрачные ветви того, иного Элда. Она сжала лунно-зеленый камень и извлекла из него звуки арфы, эльфийскую песнь ныне уже сломанного инструмента. Эта музыка обладала властью. Она зазвучала во всех трех ипостасях Элда. Она звучала вовеки, ибо арфа была сломана, и Арафель была бессильна изменить ее последнюю песнь. Мелодия окутывала и увлекала, обладая волшебством; и в ней было человеческое, ибо сложил ее человек.

Она достигла стен Кер Велла, где висела эта арфа, она достигла Дун-на-Хейвина, где ее слушали короли, она достигла долины, где ранним утром Донкад скакал на черном могучем коне. Глаза у коня были зелеными и то и дело меняли свой цвет. И Донкад казался иным своим воинам или, может, они еще никогда не видели, чтобы он так был вдохновлен своей целью: он был статен и странен и сидел прямо, как юноша; никто не рисковал посмотреть ему в глаза, точно так же, как никто не смотрел в глаза лошади.

Двигались знамена. И наконечники бесчисленных копий тускло поблескивали в зеленовато-туманном утре – то были войска долины. Там были лучники и люди Боглаха со своими господами. Они собрались к смертному одру Лаоклана, чтобы поживиться, чем можно было, чтобы ухватить власть, но сами пали ее жертвой: и теперь никто не сомневался, кто здесь опаснее всех.

«Славься! – вздымался крик к мутному небу. – Славься Донкад-король!» – И холмы звенели от этого клича, вздыхая, как море.