Камень. Книга 10

— Теперь по вам, господин капитан второго ранга. — Белобородов перевел взгляд на особиста. — Голубчик, ни в каких отчетах это событие не должно упоминаться. С личным составом проведете соответствующие беседы со взятием подписок о неразглашении. Эти подписки я потом у вас заберу. Приказ понятен?

— Так точно, господин Белобородов! — вытянулся капдва.

— Если нет вопросов, то я, с вашего позволения, сейчас пойду в каюту спецсвязи. Надеюсь, к моему возвращению здесь уже будет стоять пара образцовых матросов…

Оперативно выставив пост и пробежавшись по яхте, чтобы взбодрить скучающий экипаж, Варушкин устроился на носу с бокалом коньяка и показал везде следовавшему за ним особисту на соседний лежак:

— Что думаешь?

— Думаю, что у канцелярских жизнь всяко интереснее и насыщеннее, чем у нас.

— Это ты верно подметил, но не учел, что нам просто очередные подписки черкнуть, а им всю ночь работать. Может, и вообще пару суток, если не больше, судя по такому режиму секретности. Ну их от греха, такие операции, мне подписки достаточно! А вот тебе, бойцу невидимого фронта, — адмирал хмыкнул, — больше всех из нас радоваться надо — при любом раскладе получишь соответствующие записи в личном деле об успешном обеспечении операций, в которых принимали участие не только сотрудники Тайной канцелярии, но и члены правящего рода. Если клювом не будешь щелкать, как тот баклан, карьера попрет с новой силой.

— Что вы такое говорите, Валентин Сергеевич? — «Молчи-молчи» сделал вид, что смутился. — Такие отметки получит весь личный состав, не только я. А значит, и…

— Ты меня прекрасно понял, — оборвал его Варушкин. — Мы специальное подразделение, выполняющее очень специфические задачи, а вот твоя служба, которая и опасна, и трудна… Короче, не делай мне нервы! Их есть кому испортить. Лучше иди еще раз посты проверь…

* * *

Баронесса Александра фон Мольтке с трудом открыла глаза и еле смогла сфокусировать взгляд на худощавом мужчине в строгом костюме, стоящем прямо напротив нее. Минуту баронесса пыталась окончательно прийти в себя, а когда ей это более или менее удалось, осмотрелась сквозь опущенные ресницы — она явно находилась на корабле, судя по иллюминаторам и характерной для судов мебели. Слева, как оказалось, расположился еще один мужчина, тоже обряженный в вечерний костюм. Попытка пошевелиться ни к чему не привела — и руки, и ноги женщины оказались крепко привязаны к стулу или креслу, — а вернувшийся к нормальному функционированию тренированный мозг принялся судорожно анализировать сложившуюся ситуацию. Но данных для анализа не хватало — последним, что помнила фон Мольтке, было такси, в котором она передвигалась из театра после, как ей казалось, удачно проведенной попытки напрямую связаться со своим куратором из Центра.

— Где я? — на немецком прошептала баронесса пересохшими губами. — Кто вы такие?

Ответа не последовало, однако абсолютно седой мужчина, который все это время находился сбоку, шагнул к ней и приложил к губам фон Мольтке стакан с водой. Резкое движение, и «седой», чуть не выронив стакан, снова отодвинулся в сторону с комментарием на русском:

— Ишь, как гривой машет, кобылка необъезженная! Ничего, мадама, мы тебя в стойло по-любому поставим!

Баронесса, все прекрасно понявшая, но не испытывавшая по этому поводу никаких иллюзий, гордо вскинула голову и сначала с трудом из-за пересохшего языка, а потом и более уверенно заявила на немецком:

— Я не буду пить отраву, которую вы мне подсовываете! Засуньте себе этот стакан… — и выдала непереводимый поток площадной брани. — Я баронесса фон Мольтке, подданная германского императора! Вы не имеете никакого права удерживать меня силой, русские ублюдки! Я требую немецкого посла в России, с которым меня связывают дружеские отношения!

Ее не перебивали, а когда фон Мольтке закончила, «худощавый» хмыкнул и обратился к «седому»:

— Петрович, ты понял, что мадама так экспрессивно нам пролаяла?

— Стандартный набор, Олегыч, — ухмыльнулся тот. — Мол, отраву она пить не будет, а стакан мы можем засунуть себе… — «Седой» неопределенно помахал рукой. — Потом грязно ругалась, а в конце зачем-то потребовала немецкого посла в России. Вот глупая, где я ей на Лазурном берегу возьму этого важного кренделя под дипломатическим прикрытием?

— Может, она хочет посетить Москву? — задумчиво протянул «худощавый». — Легко можем устроить. Но, боюсь, основных достопримечательностей столицы мадама не увидит — из решетчатых окон внутренней тюрьмы Корпуса вид на Кремль не открывается. Зато у нее будет отличный шанс во всем многообразии оценить красоты Мордовии, где наша баронесса рискует провести последующие лет эдак тридцать. — Лицо Олегыча неуловимо приобрело угрожающее выражение: — Слышь, мадама, мы офицеры русской контрразведки, и ты тут перед нами хвостом не крути! Мы все про тебя знаем! Быстро рассказывай, по чьему приказу ты попыталась устроить в театре провокацию против Алексея Петровича Нарышкина?

Мыслей в голове у фон Мольтке было столько, что она просто решила действовать самым оптимальным в этой ситуации способом: