Камень. Книга 10

— Я вас не понимаю! И буду молчать, пока вы не привезете посла!

«Олегыч» вопросительно посмотрел на «Петровича», который просто пожал плечами:

— Говорит, не понимает нас и будет молчать, пока не привезем посла. Олегыч, не знаю, как ты, но я очень расстроен таким поведением мадамы и очень хочу перейти к активному ведению дознания.

В руке «Петровича» появилась любимая заколка баронессы — острая позолоченная спица, которая в умелых руках представляла собой отличное колющее оружие, — и эту заколку «Петрович» так ловко крутил пальцами, что не оставалось никаких сомнений в больших талантах «седого» при ведении активного следствия.

— Ты не бойся, мадама. — Внутренне похолодевшая женщина не могла оторвать взгляда от бегающей между пальцами заколки. — Будет очень больно, но ласты склеить я тебе не дам. Об одном только тебя прошу — ты подольше в сознанку не иди, не ломай твоему покорному слуге кайф от процесса.

Только громадным усилием воли баронесса не дала себе впасть в истерику, ее начало мелко потряхивать, а спокойный, даже где-то скучающий голос «Петровича», который она старалась больше не слушать, продолжил описывать в подробностях ожидающее ее «удовольствие». Но тут вмешался «Олегыч»:

— Предлагаю пока не переходить к крайним мерам и дать такой красивой мадаме последний шанс не остаться уродливой калекой. Потом, клянусь, она полностью в твоем распоряжении, дружище.

«Петрович» резко повернулся к напарнику:

— Чего ты лезешь? Она уже потекла! Да и я настроился на любимую часть работы! Что еще за шанс?

Баронесса сквозь выступившие слезы увидела, как «худощавый» берет со стола какую-то бумагу и начинает читать:

— Баронесса Александра фон Мольтке, урожденная Александра Генриховна Бергер, дворянка из поволжских немцев, тридцать два года, вдова. В десять лет осталась сиротой и была принята в Смольный институт благородных девиц в Санкт-Петербурге, традиционно находящийся под патронажем императриц Российской империи. — «Олегыч» поднял глаза и презрительно глянул на баронессу. — Тебя, тварь, можно сказать, государыня лично пригрела, выкормила, вырастила, выучила, а ты!.. — Он повернулся к коллеге: — Петрович, все-таки слишком добрая у нас государыня!

— Слишком, — буркнул тот, продолжая крутить пальцами заколку. — И справедливая.

— Это да… Но иногда бывает излишне жестковатой, что при ее-то статусе вполне объяснимо.

— Ага, бей своих, чтобы чужие боялись.

— Ладно, вернемся к нашему увлекательному чтиву. После окончания с отличием Смольного института наша Шурочка Бергер поступает не абы куда, а в крайне престижную Военно-медицинскую академию в Санкт-Петербурге. Кстати, отличный выбор, фрау! — ухмыльнулся «Олегыч». — Опять тебя учат, кормят, поят, койку в общаге дают, денежки какие-никакие плотют! Распорядок дня, опять же. И на третьем курсе на нашу со всех сторон положительную, умненькую и красивую Шурочку обращают внимание наши с тобой, Петрович, коллеги из Корпуса и ведут до получения будущей баронессой красного диплома. И уже во время начала прохождения Шурочкой ординатуры нашей юной лепилке поступает предложение, подкупающее своей новизной. Короче, вербанули коллеги ее конкретно, втянули в тесные ряды рыцарей плаща и кинжала нашу синеокую красотулю да научили всякому. Тем более Шура наша немецким владела на уровне носителя языка еще с детства, а в английском, французском, итальянском и испанском ее натаскали еще в Смольном. И после красного диплома и окончания вот такой вот хитрой ординатуры Шурочка Бергер очень неожиданно для многих отправляется служить в военный госпиталь аж в Туркменистан. Петрович, как тебе такой заворот судьбы нашей бедовой мадамы?

— Впечатляет, — буркнул тот. — Прямо завлекательное начало бульварного романа. Но почему-то мне кажется, что Шурочка до Туркменистана не доехала, а всплыла где-нибудь в Германии.