После ужина девушки оставили нас в гостиной, а сами пошли наверх, как они выразились, пошептаться. Пообщавшись некоторое время с Сашкой Петровым и, обсудив с ним его очередную экскурсию по Кремлю, я решил взять из своих покоев планшет и тетради для подготовки к завтрашним занятиям. Как и предполагалось, из спальни я был с позором изгнан под вышеуказанным предлогом, а Леся с Викой заявили, что ждать меня будут не раньше одиннадцати часов вечера. Девушки при этом улыбались так, что я перестал сомневаться в том, что меня ждёт очередная незабываемая ночь, полная любви и ласки.
Для подготовки к занятиям я выбрал бильярдную, расположившись там на одном из диванов и кинув буквари с планшетом на журнальный столик. Как только закончил выполнение домашки по последнему предмету «Теория государства и права», пиликнул сообщением телефон. Пребывая в полной уверенности, что это Демидова мне прислала свою очередную ерунду, неожиданно для себя обнаружил в качестве отправителя сообщения Анну Шереметьеву: «Добрый вечер, ваше императорское высочество! Княжну Шереметьеву вы можете найти на стоянке у вашего любимого ресторана «Русская изба». Не надо больше нас искать, иначе… С уважением, М. Т.»
Кровь ударила мне в голову, а текст сообщения на телефоне на несколько секунд поплыл перед глазами.
— Порву тварей! — проскрежетал я зубами.
Вскочив с дивана и опрокинув при этом столик, побежал в гостиную, где продолжали сидеть с бокалами коньяка дед Михаил, Прохор, Иван и Владимир Иванович Михеев. Протянув воспитателю телефон, я стала ждать его реакции. Она незамедлительно и последовала — лицо стало хмурым, Прохор поднял глаза на деда и спросил:
— Михаил Николаевич, у вас, случайно, нет телефона князя Шереметьева? — И протянул ему телефон.
Дед прочитал сообщение, тоже нахмурился и ответил:
— Сам же понимаешь, пока это только послание с телефона княжны, подписанное непонятно кем. Надо сначала все проверить, а уже потом разговаривать с князем. Даже если род Шереметьевых уже потерял Анну.
Прохор кивнул:
— Сейчас Пафнутьева наберу, пусть он этим займется.
И потянулся за своим телефоном, а меня затрясло:
— Это и мое дело тоже! Вы можете спокойно оставаться здесь, а я в любом случае поеду к «Русской избе»! В очередной раз из-за меня пострадал человек! Тем более, девушка! Тем более, мой друг!
— Алексей, прекращай истерику! — повысил голос дед. — Вся жизнь состоит из того, что мы все друг от друга страдаем. Так или иначе! Ты, в первую очередь, должен знать, что даже если с княжной Шереметьевой что-то случилось, то случилось это не из-за тебя, а из-за действий этих поганых колдунов. Сейчас Прохор позвонит Виталию, и тот все выяснит, так что сиди дома и жди информации. Помочь ты княжне все равно ничем не сможешь. И вообще, это может быть элементарной ловушкой!
Меня затрясло еще сильнее:
— Да мне пофиг на ловушки, деда! Ещё раз говорю, вы как хотите, а я все равно туда поеду!
Дед переглянулся с Прохором, а потом несколько секунд пристально меня разглядывал. Наконец он кивнул и сказал:
— Хорошо, только в сопровождении Прохора и Ивана.
Когда мы подъехали к стоянке ресторана «Русская изба», там уже все было оцеплено людьми в строгих тёмных костюмах, а рядом со знакомой «Волгой» с гербами Шереметьевых проблесковыми маячками сверкали две «скорые помощи».
— Господин Белобородов, — подскочил к Прохору один из канцелярских, — разрешите доложить?
— Разрешаю. Только коротенько.
Из доклада выходило, что канцелярскими в машине на заднем сиденье была действительно обнаружена княжна Анна Шереметьева, находившаяся без сознания. Сейчас она была в скорой и уже практически пришла в себя. Врачи ничего не говорят, а просто разводят руками, не обнаружив на теле девушки никаких видимых следов физического воздействия. В багажнике «Волги» обнаружили предположительно водителя княжны, его состояние гораздо тяжелее, видимых следов физического воздействия найдено тоже не было.
— И ещё, господин Белобородов, — сотрудник канцелярии протянул Прохору какие-то фотографии, — подобных снимков по всей машине мы обнаружили достаточно много.
— Спасибо. Свободен. — Прохор взял из его рук фотографии, и мы все вместе начали их разглядывать. — Твою же мать! — выразил воспитатель общее отношение к увиденному.
У меня горлу подкатил горький комок — на фотографиях были улыбающиеся Алексия и Виктория.
— Мефодий будет умирать очень долго… — зашипел Кузьмин.
— Я его сам порежу… — скрежетнул зубами Прохор.
А комок становился все больше и больше, все горше и горше! Перед глазами появился тот образ батюшки Мефодия Тагильцева, который отпечатался у меня в памяти тогда, при нашей с ним встрече на крыльце особняка Юсуповых.
— Сука! — прошептал я не слушавшимися губами. — Я тебя не трогал и ничего плохого не делал. Но ты сам меня вынудил…
Образ Мефодия становился всё отчётливее, на его лице проступила глумливая улыбка, а у меня внутри все больше закипала ярость. Потянувшись на чуйке к этому образу батюшки, я снова прошептал:
— Сдохни, тварь!
И направил в образ всю свою ненависть и ярость…