Камень. Книга 7

– Вместе поедем. Необходимо до конца недели этот вопрос закрыть, иначе можем просто не успеть…

* * *

– Подъем, курсант!

Судя по звуку, на этот раз открыли не «кормушку», а дверь.

– Ваш завтрак, курсант, – по камере плавно растекался запах свежесваренного кофе.

Усевшись на кровати, я протер глаза и заметил, как военный полицейский переставляет с подноса на маленький столик две тарелки и чашку.

– У вас пятнадцать минут. Приятного аппетита!

– Спасибо! – что характерно, дверь за собой полицейский не закрыл.

Потянувшись, я пересел за стол и самым натуральным образом охренел: завтрак состоял из немыслимых на гауптвахте яичницы с колбасой, трех бутербродов с маслом и толстыми ломтями семги и большущей чашки кофе! И вилка с ножом! Похоже, марочный портвейн сделал свое дело, а может, и произошедшее ранее перевело мою персону в разряд ВИП-постояльцев гауптвахты.

Отзавтракав, собрал посуду, вышел из такой родной камеры со свежезалитой стяжкой на полу и новой дверью и зашагал в сторону дежурного.

– Доброе утро, господин прапорщик! – поприветствовал я его. – Куда посуду поставить? И… спасибо! Было очень вкусно.

– Доброе, курсант, – он обозначил улыбку. – Вон там положите. До своего курса самостоятельно доберетесь? – Я кивнул. – Не задерживаю.

К спортгородку подходил в приподнятом настроении, а когда меня заметили, не удержался и вскинул кулак:

– No pasaran!

– No pasaran! – ответил курс.

– Курсант Романов! – капитан Уразаев хищно улыбнулся. – С выздоровлением! Только вас и дожидаемся.

Я быстро занял свое место в строю.

– Равняйсь! Смирно! – капитан сделал первый шаг в мою сторону. – Так, бойцы! Сегодня у нас пятница, курс дружно уходит в увольнительную, а это значит… – он остановился напротив меня. – А это значит, курсант Романов?

– Это значит двое суток веселья, танцев и злоупотребления алкоголем, господин капитан! – Курс одобрительно загудел.

– Нет, курсант Романов! Это означает злостное нарушение общественного порядка, алкогольную интоксикацию и нежелательные беременности! И поэтому… и поэтому… – Уразаев сделал театральную паузу, – чтобы веселье, танцы и злоупотребление алкоголем не перешли на совсем уж запредельный уровень, вы у меня в качестве разминки побежите… вы у меня побежите дистанцию…

– Ну!!! – не выдержал кто-то.

– Пятнадцать километров! – с крайне довольным видом закончил капитан и, не обращая внимания на недовольный гул, скомандовал: – Браслеты раздать, норматив обычный. Бойцы, время пошло!

И мы побежали…

Отстав от своего отделения, я нашел Панцулаю и пристроился рядом:

– Привет, Лена! Как дела?

– Привет, Алексей! Нормально.

– Тебя тогда не сильно на допросах мордовали?

– Да нет… – улыбнулась она. – Поблагодарили за помощь, но подписку взяли и предупредили, что за мной теперь полковник Удовиченко присматривать будет. В хорошем смысле.

– Ясно. Я тут насчет тебя с Демидовой и Хачатурян переговорил, так что не пугайся, если они на тебя внимание обратят.

– Зачем, Алексей? – нахмурилась она. – Я этих аристократок… Прости!

– Ничего страшного, я тебя прекрасно понимаю, но все же… На дистанции помощь нужна?

Панцулая покраснела и стала оглядываться, а потом показала свои браслеты:

– Мне Вадим Толгатович особые выдал, облегченный вариант. Алексей, только ты никому!

– Могила! – пообещал я. – Все, побегу, не буду тебя компрометировать.

– Пока, – кивнула она.

Через час мы уже участвовали в спаррингах, потом отжимались и подтягивались, и все это без минуты отдыха – капитан Уразаев взял твердый курс на то, чтобы нас перед увольнительной конкретно з@ебать. И своего добился: курсанты в большинстве своем до общежития еле доползли, в столовой вяло ковырялись в тарелках, а на занятиях клевали носами. Единственным, что реально привлекло их внимание, была моя седина, когда я снял кепи, но от комментариев они благоразумно воздержались. На лекциях и семинарских занятиях я опять прозанимался ерундой, дав себе слово, что сегодня же в ресторане попрошу у Инги лекции и в оставшиеся дни «учебы» в училище буду добросовестно их зубрить.

Еще в обед договорился уехать из училища вместе с братьями, а уже ближе к вечеру Прохор прислал сообщение, что он нас встретит, так что в особняк мы отправились при усиленной охране, только вместо Лебедева был Кузьмин, устроивший мне при выходе из КПП очередную провокацию.

– Лешка! – на меня с осуждением смотрел воспитатель, прикрывая собой ноги колдуна, безвольно торчащие из машины. – Что вы опять с Ванюшей не поделили?

– Он первый начал! – отмахнулся я. – Не переживай, скоро очухается. И скажи дворцовым, чтобы мигалки доставали, очень домой хочу!

– Хрен тебе! – буркнул он. – В общем потоке поедем, нечего твоих будущих подданных мигалками раздражать.

– Как скажите, господин императорский помощник.

* * *

– Ваше святейшество, добрый вечер! Отец Владимир вас смеет беспокоить!

– Добрый, сын мой. Рад тебя слышать.

– Ваше святейшество, прошу прощения, что без прелюдий, но вы договорились с Романовыми о своем посредничестве в решении нашего вопроса?

– Смею надеяться, Владимир.

– И наш разговор сейчас слушают?