Камень. Книга 8

Обстановка в порту ощущалась обычной, за исключением отдельных островков, на которых царил общий нервняк, переходящий местами в самую настоящую панику. Судя по всему, связи не было и у тех, кто устроил провокацию у нашего отеля, и дежурная смена работников аэропорта просто-напросто не знала, что им делать в данный конкретный момент времени.

— Вот же суки! — теперь голос обернувшегося к нам Прохора звучал не в динамике рации, а «вживую». — Борт к вылету не готов! Коля, Саша, Джузеппе, как и договаривались, — воспитатель перешел на английский, — если перед нами не соизволят распахнуть ворота, сносите их, а потом оперативно берете под контроль VIP-зал. Если ворота распахнут, VIP-зал все равно на вас. — Все трое кивнули головами, на которых до сих пор были балаклавы. — Приготовились… — Джузи приоткрыл дверь с правой стороны, Саша с левой.

Когда нам оставалось проехать еще метров двести, створка ворот въезда-выезда VIP-терминала порта дернулась и поехала в сторону.

— Ждем… Ждем… — и метров за пятьдесят до воротины Прохор скомандовал: — Пошли!

— Да обделались там уже все, в том числе и охрана, — сообщил я воспитателю, наблюдая, как стремительно «проникают» на территорию аэропорта трое «боевиков». — Чую, проблем больше не будет.

— Марку же надо держать?! — хмыкнул Прохор. — Вот вылетим, и расслабиться будет можно, да и то не факт. А так все при деле, паника отсутствует, а лягушатники и наш непутевый макаронник потом родичам расскажут, что с русским медведем лучше дружить, чем косолапому по мелочам пакостить…

***

Чуть больше чем через час мы уже через иллюминаторы прощались с «гостеприимным» испанским берегом.

За это время Прохор успел собрать видеорегистраторы и передать их для извлечения записей одному из бойцов Михеева, а также отчитаться в подробностях по телефону моему царственному деду о провокации на острове и ее последствиях. Этим же самым занимались Стефания, сестры Гримальди и Джузеппе. Реакции князя, двух королей и одного императора по большинству пунктов совпадали — мол, так им и надо, конкистадорам недоделанным, а вы молодцы, ничего не бойтесь, а за последствия не переживайте, гневные ноты протеста уже дописываются, телефоны звонят, войска приведены в полную боевую готовность.

Особой радости по поводу «благополучного» вылета, впрочем, на борту никто не испытывал — малый свет до сих пор находился под впечатлением от увиденного. Исключение, понятно, составляли Коля, Саша, Джузи и Сандро со своими друзьями, Айдаром Каранеевым и Виктором Нарышкиным, они сели ближе к бару и принялись негромко обсуждать подробности произошедшего, запивая все это дело коньяком. Интересна была и реакция девушек — Машу и Варю держала при себе Людмила Александровна, Стефания устроила «междусобойчик» с Евой, Кристиной, Евгенией, Еленой и Тамарой, причем последняя была совсем не весела, а вот Панцулая держалась нормально. К уставшему мне тихонько подсели Дюша Долгорукий и Сашка Петров, убедившиеся до этого, что с их ненаглядными все в порядке — в порту и Мария, и Кристина по приказу Прохора опять стояли «в дозоре», — но, к моей великой радости, заговорить так и не решились, а потом и вовсе пересели на другие места, поняв, что общаться у меня желания нет.

А я попросил у проходившей мимо стюардессы ручку с блокнотом и принялся переносить на бумагу возникшие кровожадные желания. Через пятнадцать минут мучений текст был готов, и я направился к Прохору, отдыхавшему на диване в конце салона в компании Ванюши, Владимира Ивановича и одной единственной бутылки коньяка.

— Прочитай, — протянул я воспитателю писульку. — Тебе должно понравиться. Можешь читать вслух.

— Что у нас тут? Так… Выходи, Филиппок, сука рваная, на смертный бой… — Прохор поднял на меня глаза. — Это что такое?..

— Ты читай, — отмахнулся я, — там дальше самое интересное.

— Хорошо… На смертный бой… Я тебе за пакость препротивную на Ибице глаз на жопу натяну и скажу, что так и было… — воспитатель опять глянул на меня, но вернулся к прочтению. — Скажу, что так и было… Порву, как Тузик грелку. А если не придешь, чудище дырявое, я твоим родичам тотальный групповой абьюз устрою. — Прохор вздохнул, пихнул в бок вовсю ухмылявшегося Ванюшу и протянул блокнот Владимиру Ивановичу, сидевшему в ступоре со слегка округлившимися глазами. — Лешенька, сынок, — голос воспитателя стал вкрадчивым, — а Филиппок, случаем, — это не король ли Испании Филипп?

— Он, тварина, — кивнул я.

— Лешенька, ты дурак? — так же вкрадчиво поинтересовался Прохор.

— А чего, думаешь, меня из военного училища поперли? Не за поведение же…

— А что ты, Лешенька, собрался со своим творением делать, стесняюсь спросить?

— Так генералу Нарышкину по прилете отдам, — лыбился я, — сам-то, увы, испанским на должном уровне не владею. Генерал над текстом слегка поработает, как у них, у дипломатов, принято: отлакирует, красивостей добавит, на испанский переведет, в тальке бумажку обваляет, духами набрызгает и перед нашими дипломатами в Мадриде похлопочет, чтобы грамотка сия поскорее до Филиппка дошла.