Камень. Книга 8

— Алексей Александрович имеет в виду княжну Шереметьеву, которая может оказывать на нашего великого князя определенного рода влияние.

— Я понял, — невозмутимо кивнул генерал. — Сливы грязного белья приветствуются?

— Если только от него будет не так сильно вонять, — заявил продолжавший улыбаться воспитатель. — Желтизну мы не признаем, но французскую прессу, помимо российской, гарантируем.

— Горячими сливами обеспечим, особенно если они во французской прессе будут опубликованы.

— Может, по рюмашке, Петрович?

— Можно и по рюмашке, Петрович…

А я под многозначительным взглядом Прохора зашагал в сторону нашей компании, тусующейся около бара, и после дежурных упреков в игноре «высшего общества» практически слово в слово повторил информацию, донесенную до меня Нарышкиным. Ева «намек» поняла правильно и тут же заверила, что все грузы в ближайшие дни будут подвергнуты особо тщательной проверке и обязательно найдут своего получателя, а эмоциональный Багратион на радостях с брызгами раздавил свой бокал с пивом:

— Алексей, ты представляешь, сколько в этих контейнерах будет классных японских кроссовых байков? Да я… Да мы все побережье на них объездим, в каждую бухту заглянем! Везде искупаемся!

— Сандро, — улыбался я, — тебе сегодня ночью мало приключений было?

— Виноват… — подобрался он, посерьезнели и все остальные. — Но байки, хочешь не хочешь, Алексей, надо испытать. Грех добру пропадать.

— Ты ответственный, — кивнул я. — Что там по мотоклубу?

— Документы в работе, — он покосился на кивающего Долгорукого, — к нашему возвращению на родину все будет готово.

— Вот и славно.

Слегка обиженным выглядел только Джузеппе, с которым я решил поговорить позже, да Аня Шереметьева сверлила меня подозрительным взглядом, но это меня уже волновало мало — дело сделано, а там будь что будет…

***

Через пару часов я чувствовал себя сраной поп-звездой от всех этих обожающих взглядов «преданных поклонников» из числа малого света — вышла статья Анечки, где она приводила оригинал моего вызова на дуэль на русском языке и на родном наречии Филиппа.

Паутина взорвалась! Такой наглости от «возомнившего о себе подростка», по словам одних, современная история еще не помнила. По словам других, испанский король сам нарушил защищавшее его от подобных вызовов правило — через своих подданных напал на представителей аж четырех правящих родов.

От проявления восторгов молодежи пришлось сбежать в ресторан, где, как оказалось, наличествовал отдельный маленький зал, закрыться там и попытаться спокойно пообедать.

— Не продешеви с японцами, сынка! — сытый и довольный Прохор после очередной смены блюд поглаживал свой слегка округлившийся под рубашкой живот. — Ты у нас сейчас во всем мире информационный повод номер уно, уж прости меня за мой испанский. Делай что хочешь, но двадцать процентов контракта с ускоглазыми за мучения при твоем воспитании без всяких обсуждений мои. — Он мне многозначительно подмигнул.

— Мучения? — возмущенный до глубины души Кузьмин, как и предполагалось, кинул на стол нож с вилкой. — Да ты у Пожарских как сыр в масле в этом вашем Смоленске катался! Я за вами следил! И не надо тут мне из себя бедного родственника разыгрывать, Петрович.

Михеев тоже бросил на стол столовые приборы:

— Хватит собачиться, господа канцелярские! Поимейте совесть! Дайте хотя бы десерт доесть!

— Тридцать процентов, — хохотнул Прохор и опять подмигнул мне.

— Ты охренел? — окончательно повелся Ваня и уставился на меня немигающим взглядом. — Ляксандрыч, не слушай Петровича, ты ему не больше десяти процентов за все про все должен! Не ломай общепринятую систему откатов!

— Думаю, — протянул я, — пятидесяти процентов Прохору Петровичу будет достаточно.

Из Колдуна как воздух выпустили — он поник и повял.

— Десять процентов из оставшихся пятидесяти идет семье Кузьминых, десять семье Михеевых, десять Шереметьевым за информационную поддержку, на оставшиеся двадцать строим или помогаем восстанавливать детский приют. — Я аккуратно положил на стол приборы. — Предложения, дополнения будут?

— Лешка, ты чего? — Прохор юмора не понял и находился в натуральном ступоре. — Какие пятьдесят процентов? Я же пошутил! Ты же шутишь, и я решил… Забирай все, мне такие деньжищи ни к чему!

— И мне, — буркнул Михеев. — Не жили богато и нехер начинать…

— Царевич, — широко улыбался пришедший в себя Кузьмин, — отдай бабло мне, освою со всем усердием! Верну с процентами!

— Забирай, — кивнул я, чуя, что Ванюша отошел и готовит Прохору «ответку». — У тебя надежней будет.

— Ты что творишь, Лешка? — как выразился ранее колдун, возмущенный воспитатель снова «залез на табурет». — Веры этому мутному персонажу нет никакой! Послушай меня, сынка…

— Доход от контракта с японцами, — прервал я Прохора, — полностью пойдет на чужих детей. Это не обсуждается. Ответственный господин Кузьмин, контроль на господине Белобородове. Вопросы, предложения? Отлично, можно и по пивку, господа!