Камень. Книга 9

Утро следующего дня мне напоминало былые времена на Смоленщине — пробежка по пляжу, гимнастика Гермеса, упражнения на растяжку, душ и плотный завтрак. И все это под надзором аж трех «инструкторов»: деда Миши, Прохора и Вани. Надо было отдать должное князю Пожарскому — в обед он решил разнообразить мой спортивный, отвлекающий от вредных мыслей досуг, и челночный бег с гимнастикой Гермеса перемежались прыжками через лежаки, кувырками и отжиманиями. Весело было не мне одному — расположившаяся на пляже молодежь подбадривала меня изо всех сил, и дед Михаил все-таки разрешил пообщаться с друзьями, но не больше пятнадцати минут.

Оказалось, веселье молодежи было напускным — все, даже Виндзор и Гогенцоллерны, за меня искренне переживали.

— Отставить грусть-печаль! — улыбался я. — Все будет хорошо!

«Помогло» это мало, но хоть на лицах девушек появились улыбки…

Потом был обед в отдельном кабинете нашего ресторана, затем визит на «Звезду», где дед Михаил устроил показательную проверку боеготовности экипажа, в то время как мы с Прохором и Ваней расположились со спиннингами на носу яхты.

Вечером царственный дед в присутствии отца провел со мной «беседу», во время которой обозначил новые вводные, от которых я несколько обалдел:

— Деда, ты уверен? — хмурился я.

— Уверен, Лешка, — император демонстрировал полную безмятежность. — Твоей репутации это пойдет только на пользу.

— Моей репутации вообще все пойдет на пользу, — буркнул я.

— Так как?..

— Сделаю, раз так надо…

* * *

Бл@дь! Устроили, сука, пикник на свежем воздухе!

Мрачное настроение, преследующее меня с самого пробуждения, все никак не хотело отпускать, а эти опять шатры раскинули с баром, легкими закусками и огромными плазменными панелями, чтоб, значит, удобнее было дуэль смотреть! А уж сколько официоза напустили! Все царственные особы при параде — в костюмах и при галстуках, а внучек своих заставили явиться в платьях и шляпках! Только наши девушки были с непокрытыми головами, но тоже… в платьях.

Алексей, хватит заводиться! Еще рановато, можешь перегореть…

Я натянул улыбку и пошел приветствовать друзей.

Напряжение все же сказывалось — следующий час прошел как в тумане, вернее, организм все глубже вгонял себя в режим «Война» и плохо реагировал на неопасные источники раздражения. Ясность сознание приобрело, только когда мы с царственным дедом явились на обязательную процедуру попытки примирения. Секунданты с обоих сторон нас уже ждали — с моей стороны князь Монако, король Италии и король Франции, со стороны Савойского император Германии, король Англии и, вот неожиданность, папа римский.

Высказав, что примирение невозможно, мы уже собрались расходиться, как нас остановил Франциск:

— Господа, еще минуту вашего внимания. Довожу до вашего сведенья, что Ватикан никогда не признает результаты этой дуэли, потому что принц Романов однозначно будет использовать запрещенные приемы.

— Святой отец, — нахмурился дед, — вы что несете?

— Твой внук колдун! — Франциск вперил в меня указующий перст. — Это будет поединок не по правилам чести!

Деда затрясло, и пришлось самым вульгарным образом хватать его за руку:

— Дедушка, успокойся! — я сам еле сдерживался. — Ты же видишь, господин Сфорца, который сам далек от правил чести, решил вывести нас из себя перед самым поединком.

— Ты что себе позволяешь, Романов? — Франциск забрызгал слюной. — Да я тебя!..

— Дедушка, — пришлось еще сильнее сжать руку старшего родича, — ты на господина Сфорца не обращай внимания, ему голову ласковым французским солнышком напекло. Как бы удар не случился… с летальным исходом.

— Ты мне угрожаешь? — уже не так уверенно спросил Франциск.

— Как можно, господин Сфорца? И еще, если вы так хорошо осведомлены о моих… колдунских способностях, инстинкт самосохранения вам что, совсем ничего не подсказывает? А вдруг я вам приснюсь в кошмарном сне?

Все, готов — понтифик побледнел, а руки его затряслись, и совсем не от гнева.

— Еще раз позволите себе любое оскорбительное действие в отношении Романовых, — гнусно улыбался я, — и кошмар станет реальностью, господин Сфорца. Не смеем задерживать.

Выдержки удалиться с максимальным достоинством у Франциска хватило, а вот его душевное состояние, как я видел, было далеко от идеала — страх, гнев и жалость к себе без всякого намека на сожаление.

— Господа, — я обозначил поклон в сторону Савойского, Гогенцоллерна и Виндзора, — прошу простить господина Сфорца, он это не со зла. В свою же очередь хочу заверить вас, что поединок пройдет в полном соответствии с правилами чести. Даю слово!

— Мы не сомневались, Алексей, — кивнул император Германии. — Николай, будем начинать?

— Конечно, Вильгельм…

Перед самой посадкой на гольфмобиль меня немногословно благословил Святослав.

— Удачи, воин, — в конце добавил он.

А организм уже заканчивал подготовку к поединку, я еле сдерживал себя — требовалось малейшее усилие, чтобы перейти на темп, повысилось качество зрения, чуйка сканировала окружающее пространство, сообщая, что моим противником все сильнее овладевают чувства обреченности и отчаянья.